пр. к силе воображения[1600] и дьявольскому обольщению[1601]. Похожие состояния наблюдаются у тех, кто бодрствует: сколько разного рода химер, шутовских масок, золотых гор и воздушных замков воздвигают они про себя! Я обращаюсь к художникам, изобретателям механизмов, математикам{1305}. Некоторые приписывают все пороки ложному и расстроенному воображению; гнев, месть, похоть, честолюбие, алчность, предпочитающие ложь всему тому, что истинно и благотворно, обольщают душу ложными зрелищами и предположениями. Бернар Пено[1602]{1306} считает, что именно из этого источника проистекают ересь и суеверие; если у человека обманчивое воображение, то такова же и его вера, и как он себе это представляет, таким оно и должно быть и таким оно и будет, contra gentes [вопреки всему] и таким он будет его считать. Однако самым особенным образом эти странные и очевидные следствия воображения сказываются в состоянии возбуждения и расстройства: что только не привидится пугливому человеку в темноте? какие странные образы — пугала, черти, ведьмы, гоблины? Лаватер считает самой главной причиной явления призраков и прочих подобных видений страх, который более всех прочих страстей возбуждает сильнейшую игру воображения, говорит Вьер[1603], и сходным образом воздействуют, впрочем, любовь, печаль, радость и пр. Некоторые даже неожиданно умирают, как та женщина, увидевшая своего сына, возвратившегося с битвы при Каннах{1307}. Патриарх Иаков, полагаясь лишь на одно только воображение, вырастил пестрых ягнят: он клал на пути своих овец к водопою полосатые прутья{1308}. Персина, эфиопская царица, о которой повествует Гелиодор, увидела картину с изображением Персея и Андромеды, вследствие чего родила не арапа, а прелестное белое дитя{1309}. Похоже, что из подражания этому один уродливый малый в Греции, поскольку он и его жена были калеками, дабы породить хорошее потомство elegantissimas imagines in thalamo collocavit, повесил в своей комнате прекраснейшие картины, какие он только мог купить, «дабы его жена, часто глядя на них, могла понести и родить таких детей». А если мы можем верить Бейлю, одна из наложниц папы Николая Третьего родила монстра, и все потому, что увидела перед тем медведя[1604]{1310}. «Если женщина, — говорит Лемний, — думает в момент зачатия о каком-то другом человеке, присутствующем или отсутствующем, ребенок будет похож на него»[1605]. Если беременные женщины страстно чего-то желают или восхищаются необычными примерами такого рода вещей, как родимые пятна, бородавки, шрамы, заячьи губы и иные уродства, то сила их больной фантазии приведет к появлению этих примет у их детей. Ipsam speciem quam animo effigiat, то, что представлялось ее воображению, запечатлевается на ее ребенке[1606]. Поэтому Лодовик Вив (lib. 2 de Christ. Fem.) особенно предостерегает беременных женщин, чтобы «они не позволяли себе подобных нелепых причуд и мыслей, но, напротив того, всячески избегали любых отвратительных вещей, будь то слышимых или видимых, а также непристойных зрелищ»[1607]. Некоторые склонны смеяться, плакать, вздыхать, стенать, краснеть, дрожать, потеть, когда воображение наводит их на такие вещи. Авиценна рассказывает об одном человеке, который мог по своей воле онеметь, словно в параличе; некоторые способны подражать звукам, издаваемым птицами и животными так, что они почти неотличимы от подлинных. Шрамы и раны Дагоберта{1311} и Св. Франциска, подобные Христовым (по крайней мере, если они на самом деле были такими{1312}), появлялись у них, как предполагает Агриппа, благодаря силе воображения[1608], и благодаря тому же воображению некоторые превращаются в волков, мужчины в женщин, а женщины, наоборот, — в мужчин (чему постоянно верят), и люди становятся ослами, собаками и принимают любой другой облик. Вьер[1609] точно так же приписывает эти знаменитые трансформации воображению, и причиной тому, что при гидрофобии людям мерещится, будто они видят в воде изображение собаки, а меланхоликам и больным представляется множество разных фантастических видений и картин, а также нелепых предположений, что они будто бы короли, лорды, петухи, медведи, обезьяны, совы[1610], что они тяжелые, легкие, прозрачные, большие и маленькие, бесчувственные и мертвые (как это будет более пространно рассмотрено в разделе, посвященном симптомам[1611]), может служить не что иное, как искаженное, ложное и неистовое воображение. Причем оно воздействует не только на людей больных, напротив, подчас оно подчиняет себе самым насильственным образом людей здоровых: под его воздействием они мгновенно заболевают и меняется их телосложение[1612]. С другой стороны, сильное воображение или понимание, как доказывает Валезий, может подчас перебороть болезнь[1613]; как бы там ни было, в обоих случаях воображение приводит к реальным последствиям. Когда люди становятся свидетелями того, что другой человек дрожит или испытывает головокружение или он болен каким-нибудь устрашающим недугом, их охватывают столь сильное предчувствие и боязнь чего-то в том же роде, что они в конце концов и заболевают тем же. Или если какой-либо предсказатель, мудрец, гадалка или лекарь скажут им, что у них будет такая-то болезнь, они будут до того серьезно опасаться ее, что она тотчас начнет их мучить. Это очень обычная вещь в Китае, говорит иезуит Риччи: «Если китайцам сказать, что в такой-то день они захворают, то в указанный день они и в самом деле заболеют и приходят от этого в такое отчаяние, что иногда даже умирают»[1614]. Д-р Котта{1313} в своем «Разоблачении невежественных практикующих врачей» (cap. 8 [гл. 8]) излагает две необычных истории, которые здесь весьма уместны, ибо показывают, на что способна фантазия. Одна повествует о жене священника из Нортхэмптоншира и относится к 1607 году: придя к врачу и услыхав от него, что у нее, как он предполагает, радикулит (хотя никакого радикулита у нее не было и в помине), она в ту же ночь после возвращения домой испытала мучительный приступ радикулита; а другой пример связан с одной кумушкой, которая точно таким же образом почувствовала сильнейшую судорогу, испытав этот недуг только потому, что лекарь перед тем лишь назвал эту болезнь. Сила фантазии становится подчас причиной смерти. Я слыхал об одном человеке, который, оказавшись случайно в компании людей, будто бы больных чумой (хотя это было не так), узнав об этом, неожиданно упал замертво. Другой вообразил, что он будто бы болен чумой. Еще один, видя, как его приятель отворил себе кровь, потерял сознание. Другой, говорит Кардано, основываясь на Аристотеле, упал бездыханным (что обычно свойственно женщинам, увидевшим что-то ужасное), оттого лишь, что увидел повешенного[1615]. Один еврей из Франции, говорит Лодовик Вив,