Старый врач маршала, которого княгиня упорно отказывалась принять, прибежал на зов Грушки и по тревожным симптомам определил, что это предсмертный приступ и что княгине осталось жить не больше суток.

Маршал прибыл в то время, как врач выходил из апартаментов черкешенки. Увидев мрачное лицо доктора, г-н де ЛамотГудан все понял.

– Княгиня в опасности? – спросил он.

Доктор грустно кивнул.

– Ее нельзя спасти? – продолжал маршал.

– Невозможно, – отвечал доктор.

– Из-за чего она, по-вашему, умирает?

– Тоска…

Маршал внезапно помрачнел.

– Вы полагаете, доктор, что я лично мог причинить княгине боль? – печально вымолвил маршал.

– Нет, – покачал головой врач.

– Вы знаете ее уже двадцать лет, – продолжал маршал де Ламот-Гудан. – Вы, как и я, наблюдали за тем, что ее сиятельство находилась непрестанно в состоянии, так сказать, летаргии. Когда я вас об этом спросил, вы привели мне тысячу похожих примеров, и я решил, что, как вы мне и говорили, эта дремота, в которую впадала княгиня по любому поводу, являлась результатом ее слабой конституции. Но в этот час вы объясняете ее смерть тоской. Объясните же, друг мой, вашу мысль, и если вы сделали по этому поводу какое-нибудь замечание, не оставляйте меня в неведении.

– Маршал! – сказал врач. – Я не заметил ничего, что в отдельности и наверняка могло бы подтвердить это мнение. Но, судя по всем этим отдельным фактам, для меня ясно, что только тоской объясняется смертельная болезнь госпожи де ЛамотГудан.

– Это мнение светского человека или философа, доктор.

Я же прошу вас дать научное объяснение, представить мнение врача.

– Господин маршал! Настоящий врач – философ, который изучает тело лишь для того, чтобы лучше узнать душу. За госпожой де Ламот-Тудан я наблюдал старательно, хотя это было и непросто. Но результат сомнений не вызывает, маршал.

Это так же верно, как то, что мы сейчас стоим друг против друга.

И я утверждаю, насколько может утверждать человек на основании общих фактов, что госпожу де Ламот-Тудан сводит в могилу неизбывная и страшная тоска.

– Ваш ответ меня вполне удовлетворил, друг мой, – взволнованно проговорил маршал, протягивая старому доктору руки. – И если я вас спрашивал, то не столько для того, чтобы знать ваше мнение, как ради того, чтобы укрепиться в собственном. Еще двадцать лет назад, друг мой, эта мысль пришла мне в голову. И если я ею не поделился ни с кем, даже с вами, человеком, которому я доверяю безгранично, то вот почему:

я подумал, что страдание женщины, которую любит муж, объясняется только одним: она согрешила!

– Маршал! – перебил его доктор и покраснел. – Поверьте, мне ни на минуту не приходила в голову эта мысль!

– Я в этом уверен, друг мой, – сказал маршал, крепко пожимая руки доктору. – Теперь прощайте! Не будет ли у вас какого-нибудь специального предписания, распоряжения относительно здоровья княгини?

– Нет, маршал, – отвечал врач. – Ее сиятельство отойдет без болей, тихо: жизнь угасает в ней, словно свеча. Она просто закроет глаза, и смерть ее будет похожа на сон.

Маршал де Ламот-Тудан печально наклонил голову и еще раз на прощание пожал доктору руку. Тот удалился.

Спустя минуту маршал вошел в спальню княгини. Та лежала на белых простынях – белолицая, беловолосая, в белых одеждах, и была похожа на мертвую невесту. Не хватало только священника, свечей и серебряной чаши со святой водой.

Маршал де Ламот-Гудан не смог сдержать дрожи. Он не раз сталкивался со смертью на войне, и вид ее был ему не в диковинку. Но ему, отважному воину, было непонятно, как можно безропотно ее принимать, не защищаясь и не пытаясь ее победить.

Эта тихая смерть, без сопротивления, без какого бы то ни было возмущения вызывала в нем удивление. Он почувствовал, как ноги у него подкосились, словно у малого ребенка, взвалившего на плечи непосильный груз: он на цыпочках приблизился к кровати больной и ласково спросил:

– Вам плохо?

– Нет, – отозвалась княгиня Рина, повернув голову в его сторону.

– Вы больны?

– Нет, – снова сказала она.

– Я встретил выходившего от вас доктора, – продолжал настаивать маршал.

– Да, – кивнула черкешенка.

– Вам хочется чего-нибудь?

– Да.

Чего же?

– Пригласите священника.

В это самое мгновение камеристка объявила о прибытии маркизы де Латурнель и аббата Букмона. На время исповеди маршал с маркизой удалились в будуар княгини.

Мы знаем грехи г-жи де Ламот-Гудан, а потому не станем повторяться и приводить их читателям.

Аббат Букмон очень скоро понял, насколько ответственное поручение дал ему монсеньор Колетти: г-ну Раиту была уготована достойная месть.

– Сестра! – молвил аббат. – Вы осознаете, насколько велик ваш грех?

– Да, – молвила княгиня.

– Вы пытались его загладить?

– Да.

– Каким образом?

– Искуплением.

– Этого хотя и много, но недостаточно. Существуют более действенные способы для искупления хрехов.

– Познакомьте меня с ними.

– Если человек украл, – после минутного размышления заговорил аббат, – то, по-вашему, его раскаяние равносильно возвращению украденной вещи?

– Нет, – сказала умирающая, не догадываясь, куда клонит аббат.

– Ваши грехи, дорогая сестра, сродни тому, о котором я веду речь, и искупаются тем же способом.

– Что это значит?

– Вы украли честь у своего супруга. Так как возместить его убытки невозможно, честное и искреннее признание равносильно в вашем случае возвращению украденной вещи.

– Ни за что!. – закричала было княгиня.

Внезапно она замолчала, испугавшись, что ее услышат в будуаре. Она приподнялась, повернулась к аббату и так на него посмотрела, что он невольно вздрогнул, хотя бы не робкого десятка – Вы дрожите, господин аббат? – продолжала княгиня, не сводя с него пристального взгляда.

– Ну да, сестра! – смущенно пролепетал аббат.

– Вы сами дрожите при мысли о столь страшном искуплении, – в волнении продолжала умирающая.

– Да, сестра, я представляю себе возможные последствия такого признания и искренне вам сочувствую.

– Так вы беспокоитесь только за меня, господин аббат?

– Разумеется, сестра.

– Хорошо, – обронила княгиня после минутного размышления. – Не будем больше об этом и вернемся к тому способу искупления, который вы мне предлагаете.