— На что они похожи, Гаспар?

— Ну, — сказал гаучо, — если бы меня попросили описать этих отвратительных тварей, я сказал бы, что они ни на что не похожи. Наверное, самое некрасивое животное в мире не было бы польщено сравнением с ними. По всей вероятности, подобные им твари водятся только в аду, если только, конечно, там есть вода.

— Это, однако, вовсе не объясняет, на кого похож электрический скат, — перебил глухо Людвиг, в котором любовь к естественным наукам жаждала более точного описания.

— Конечно, ничего, — возразил гаучо. — Но не легко описывать рыбу, которая, может быть, и не рыба, хотя и живет в вода.

— Я отвечу на этот вопрос. Гимнот не что иное, как рыба, — сказал молодой натуралист. — Но какой он формы, какого цвета, какой величины?

— На это я вам могу ответить, сеньор Людвиг. Возьмите обыкновенного ската, длиной приблизительно в одну вару[18], и, ничего не изменяя в его длине, увеличьте в шесть раз его толщину; тогда вы получите гимнота, хотя их можно встретить, конечно, и гораздо длиннее. Цвет кожи у него оливковый, с рассеянными повсюду красными и желтовато-зелеными крапинками, более блестящими над горлом и на брюшке, хотя цвет их меняется, смотря по возрасту и цвету воды, в которой живут гимноты. Голова у них широкая, рот полон острых зубов, хвост плоский, и около шеи пара плавников — вот и все описание ската. Если бы вода в потоке не была такой мутной, вы бы сами могли их разглядеть.

— Правда ли, что они очень вкусны? — спросил молодой парагваец. — Я никогда их не пробовал.

— Вкусны ли они, мой милый? Ответить на это только утвердительно, — значит, сказать слишком мало. Едва ли даже найдется другое, более лакомое и нежное блюдо. Но прежде чем жарить их, необходимо, как мне говорил сеньор Людовико, ваш дядя, отрезать губчатую часть их тела, которая сообщает им электрическую силу. Я знаю индейцев, которые мясо ската предпочитают всем другим рыбам наших рек; они даже ловят их для продажи.

— Каким же образом они их ловят? — спросил Людвиг.

— Различными способами, — ответил гаучо. — Иногда гимноты выплывают на поверхность воды; тогда рыболову нетрудно их поймать: достаточно пустить в их довольно крупное туловище зубчатой острогой, которая привязана к длинной веревке и к палке, которую забрасывают на другой берег, где их и находят. Попасть в них ничего еще не значит. Как только удастся рыболову попасть острогой, он быстро выпускает веревку и перехватывает ее за сухой конец: без этой предосторожности ему пришлось бы испытать страшные удары электрического тока. И заметьте, что удар чувствуется только в том случае, если веревка смочена. Это ведь прелюбопытно, не правда ли? Только мокрая веревка передает электричество, а сухая нет. Я не знаю почему, но только это верно.

— Это, — ответил Людвиг, — самый простой закон электричества. Но рассказывайте дальше, Гаспар.

— Я дальше ничего не знаю, мой дорогой господин. Добавлю только, что угрей несколько пород; но это не все знают, а в особенности гаучо, у которых есть иные дела, кроме наблюдений над этими отвратительными тварями. Об этих разных породах я слышал от сеньора Людовико; он даже сделал такую вещь, которой я никогда не поверил бы, если бы сам не видел ее собственными глазами. Однажды мы собирали водяные растения и поймали одного гимнота громадной величины, почти в две вары. Сеньор Людовико растянул его на песке, пока он еще был жив, и прикрепил к его хвосту аппарат, употребления которого я не знаю. И знаете, что вышло?

Циприано и Людвиг сделали знак отрицания.

— Я вам сейчас скажу. Он зажег небольшую кучку пороха, приготовленную заранее. Порох вспыхнул, точно к нему поднесли горячий уголь, хотя я знал, что не было ни одной искорки огня. Порох воспламенился от прикосновения к телу гимнота.

Циприано выразил удивление, но Людвиг сейчас же понял причину явления, так поразившего их.

После полудня путешественники поднялись по реке, все еще не отыскав следов.

Хотя это была самая пустынная и ненаселенная часть страны, тем не менее вдоль берега Пилькомайо шла тропинка. Вероятно, ее проложили люди и животные, если не те и другие вместе. Как бы там ни было, но на ней нельзя было разобрать следов… Ураган все уничтожил, и о тропинке можно было догадаться только по пробитой почве да по росшей местами траве. Их не удивили также нисколько громадные кучи пыли, нанесенной во время бури. Они знали, что после продолжительной засухи в пампасах не только земля обращается в пыль, но также и трава, листья и толстые стебли чертополоха. Животные тысячами гибнут в это время, человек с трудом может найти себе пищу. После такой долгой засухи наступает буря, по окончании которой нередко находят засыпанных и погребенных под кучами пыли животных, умерших от недостатка пищи и воды.

Гаспар рассказал своим молодым спутникам, что из-за таких бурь между землевладельцами возникают часто споры, потому что ураган иногда уничтожает пограничные столбы.

— Если это так, — сказал Людвиг, — то мы долго не отыщем следов, и каким образом узнаем, что едем по настоящей дороге?

Гаспар всеми силами старался рассеять беспокойство своего молодого хозяина.

— Я согласен, — сказал он, показывая на реку, — что мы едем наудачу. Но что же нам остается делать? Отдалиться от реки — значило бы еще больше ухудшить свое положение, и в таком случае мы шли бы совсем на авось, а тогда уж благоразумнее было бы вернуться домой. Но я не думаю, чтобы у вас было такое намерение.

— Нет, нет! — воскликнул Циприано. — Ни за что не вернусь, пока не отыщу сестру!

— Конечно нет, — подтвердил и Людвиг, — возвратиться без Франчески — значит обречь мою мать на вечную печаль. Мы до последнего издыхания будем преследовать цель нашего путешествия, пока силы не изменят нам окончательно.

— Верно, Людвиг, — проговорил Циприано, — я люблю, когда ты так говоришь.

— Мы все так думаем, — добавил Гаспар, — мы должны найти Франческу, и если…

Он хотел сказать «если она жива», но побоялся вызвать сомнения в душе юношей и