Сергеич. Старушка смотрела на меня с непритворным и уж слишком торопливым сожалением, а сама про себя думала:

“Ведь вот эдакой-то чуть не стал женихом Наташи, господи помилуй и сохрани!”…»

Иван Петрович безнадёжно болен (эти свои записки пишет он уже в больнице) и знает о близости смерти. После первого упоительного успеха, когда сердце переполнено грандиозными творческими замыслами, при сознании мизерности сделанного и при мысли, что не успел ещё сказать «нового слова» тяжело умирать. Достоевский и здесь сумел передать всю глубину мучительного отчаяния и грусти обречённого литератора, потому что и сам пережил это ожидание смерти в расцвете лет в страшном для него 1849 г., когда выдержал на эшафоте 10 страшных минут.

Иван Петрович стоит в одном ряду с другими героями Достоевского, которые являются «авторами» записок и наделены автобиографическими и автопортретными чертами — Горянчиковым («Записки из Мёртвого дома»), Алексей Иванович («Игрок»).

Иванов Анисим

«Бесы»

Бывший дворовый Павла Павловича Гаганова. Это он узнал Степана Трофимовича Верховенского, совершившего «уход» из дома, отправившегося в «последнее странствование» и остановившегося на ночлег в деревне: «— Батюшка, Степан Трофимович, вас ли я, сударь, вижу? Вот уж и не чаял совсем!.. Али не признали? — воскликнул один пожилой малый, с виду в роде старинного дворового, с бритою бородой и одетый в шинель с длинным откидным воротником…» Анисим напомнил, как от покойницы Авдотьи Сергеевны Гагановой какие-то книжки и конфеты «петербургские» Верховенскому приносил…

Анисим, можно сказать, спас «странника» от заволновавшихся мужиков, пояснив им, что этот чудной и подозрительный человек — «не то чтоб учитель, а “сами большие учёные и большими науками занимаются, а сами здешние помещики были и живут уже двадцать два года у полной генеральши Ставрогиной, заместо самого главного человека в доме, а почёт имеют от всех по городу чрезвычайный…» А затем, добравшись в город, Анисим пришёл в дом Варвары Петровны Ставрогиной и разболтал прислуге о беглеце — благодаря этому Степана Трофимовича догнали и, уже смертельно больного, возвратили в родные пенаты.

Иволгин Ардалион Александрович

«Идиот»

Отставной генерал; муж Нины Александровны Иволгиной, отец Гаврилы Ардалионовича (Гани) и Коли Иволгиных, а также Варвары Ардалионовны Иволгиной (Птицыной). Князь Мышкин становится квартирантом Иволгиных и вскоре знакомиться с «хозяином» дома, который на самом деле никаким хозяином не является и ютится почти в углу, в самом конце коридора: «…у кухни, находилась четвёртая комнатка, потеснее всех прочих, в которой помещался сам отставной генерал Иволгин, отец семейства, и спал на широком диване, а ходить и выходить из квартиры обязан был чрез кухню и по чёрной лестнице». Мало этого, и эту тесную комнатушку генерал делит с младшим сыном — Колей.

При первой встрече генерал Иволгин фраппировал даже князя Мышкина и даже после жильца Фердыщенко, зайдя знакомиться после него: «Новый господин был высокого роста, лет пятидесяти пяти, или даже поболее, довольно тучный, с багрово-красным, мясистым и обрюзглым лицом, обрамлённым густыми седыми бакенбардами, в усах, с большими, довольно выпученными глазами. Фигура была бы довольно осанистая, если бы не было в ней чего-то опустившегося, износившегося, даже запачканного. Одет он был в старенький сюртучок, чуть не с продравшимися локтями; бельё тоже было засаленное, — по-домашнему. Вблизи от него немного пахло водкой; но манера была эффектная, несколько изученная и с видимым ревнивым желанием поразить достоинством. Господин приблизился к князю, не спеша, с приветливою улыбкой, молча взял его руку, и, сохраняя её в своей, несколько времени всматривался в его лицо, как бы узнавая знакомые черты.

— Он! Он! — проговорил он тихо, но торжественно: — как живой! Слышу, повторяют знакомое и дорогое имя, и припомнил безвозвратное прошлое… Князь Мышкин?..» И далее полупьяный, как всегда, генерал Иволгин, перевирая по обычаю имена и факты, рассказывает князю фантастическую историю, как он, генерал, в юности был влюблён в матушку князя и чуть было не стрелялся с его отцом из-за этого…

Впоследствии наивный князь Мышкин выслушает при случае длинный и «чувствительный» рассказ Иволгина об его якобы встрече с Наполеоном и совершенно искренне воскликнет, что, мол, это стоит увековечивания на бумаге. В ответе генерала, в нескольких фразах, раскрывается вся сущность генерала-«мемуариста» — фантазёра и болтуна: «— Мои записки, — произнёс он с удвоенной гордостью, — написать мои записки? Не соблазнило меня это, князь! Если хотите, мои записки уже написаны, но… лежат у меня в пюпитре. Пусть, когда засыплют мне глаза землёй, пусть тогда появятся и, без сомнения, переведутся и на другие языки, не по литературному их достоинству, нет, но по важности громаднейших фактов, которых я был очевидным свидетелем, хотя и ребёнком…»

В сцене знакомства генерала Иволгина с Настасьей Филипповной Барашковой (как отца Гани, в качестве предполагаемого свёкра) об этом колоритном персонаже добавлено-сказано: «Вообще генерала довольно трудно было сконфузить. Наружность его, кроме некоторого неряшества, всё ещё была довольно прилична, о чём сам он знал очень хорошо. Ему случалось бывать прежде к в очень хорошем обществе, из которого он был исключён окончательно всего только года два-три назад. С этого же срока и предался он слишком уже без удержу некоторым своим слабостям; но ловкая и приятная манера оставалась в нём и доселе…» К числу «слабостей», помимо вина и наклонности к чрезмерному фантазированию, следует отнести и «капитаншу» Марфу Борисовну Терентьеву (родительницу Ипполита Терентьева), с которой генерал давно в связи и ходит туда, как к себе домой.

Умер генерал от апоплексического удара аккурат перед намечаемой свадьбой князя Мышкина с Настасьей Филипповной.

Иволгин Гаврила Ардалионович (Ганя)

«Идиот»

Сын Ардалиона Александровича и Нины Александровны Иволгиных, брат Коли Иволгина и Варвары Ардалионовны Иволгиной (Птицыной). Князь Мышкин впервые увидел его в прихожей квартиры генерала Епанчина: «Это был очень красивый молодой человек, тоже лет двадцати восьми, стройный блондин, средневысокого роста, с маленькою наполеоновскою бородкой, с умным и очень красивым лицом. Только улыбка его, при всей её любезности, была что-то уж слишком тонка; зубы выставлялись при этом что-то уж слишком жемчужно-ровно; взгляд, несмотря на всю весёлость и видимое простодушие его, был что-то уж слишком пристален и испытующ.

“Он должно быть, когда один, совсем не так смотрит и, может быть, никогда не смеётся”, почувствовалось как-то князю…»

Уже ближе к концу романа (в 4-й части) Достоевский, рассуждая о литературных типах и героях, даёт этому персонажу и его поступкам исчерпывающую и обобщающую характеристику, очень важную для понимания творческих принципов самого писателя. Причём, Ганя объединён в этих рассуждениях со своей сестрой