едва его видел сквозь дымку, а потом весь храм накрыла непроглядная тьма. Руки и ноги затряслись, они перестали меня слушаться. Холод сковал все тело. Мной завладел тотальный всепроникающий страх. Он шел не изнутри, а откуда-то еще.

А потом все прошло. Я с трудом встал. Не знаю, что за мистическая сила проникла в храм, ее уже не было, но душевный покой, который я так медленно и так мучительно восстанавливал последние месяцы, снова покинул меня. Это было дурное предзнаменование, и оно явилось мне в самом сердце Рима. Но что оно предвещало?

* * *

Следующие несколько дней я держался настороженно и ждал, что в любой момент случится что-то дурное. Со временем напряженность спала, хотя я все-таки рассказал Тигеллину о своих дурных предчувствиях, не упомянув о происшествии в храме Весты.

Мы сидели на балконе дворца, куда, как в воронку, задувал ветер, и пили дынный сок.

– Ты не слышал, по городу не ходят тревожные слухи? Люди не проявляют беспокойства? – спросил я.

Тигеллин отпил из кубка и прищурился. Редко встретишь мужчину, который становится еще привлекательней, когда щурится, но Тигеллин был из их числа и, думаю, потому так часто щурился.

– Нет, не слышал, но сейчас плохое время для простых людей – я бы сказал, малоприятное. В инсулах наверняка страшная духота, у них ведь нет балконов. И на виллу в Антиум, как их император, они не могут сбежать.

– У них есть гонки колесниц в Большом цирке, – сказал я. – Пусть проводят время вне своих домов. И кстати, о гонках…

– Нет, ты не можешь участвовать в гонках на треке Большого цирка, – подхватил Тигеллин, словно прочитав мои мысли. – Ты не принадлежишь ни к одной из фракций. Попробуй посостязаться на треках поменьше, в Риме таких хватает, и там полно конкурентов. Но только когда будешь готов.

– Мой дед был прославленным колесничим, во мне это тоже есть.

– Знаю, – хмыкнул Тигеллин. – Мы были знакомы, когда я служил в доме твоего отца. Я видел его на гонках, ты пока не его уровня колесничий. Чтобы участвовать в настоящих состязаниях, надо много тренироваться.

Тигеллин отвел кубок чуть в сторону, и раб мгновенно его наполнил. Когда он согнул в локте руку, трудно было не заметить, какие у него крепкие и рельефные мышцы.

Тигеллин залпом осушил кубок и вытер губы.

– Надо порадовать людей, придумать что-то способное хоть на время отвлечь их от жары и поднять настроение. Устроим развлечение вроде «Император приглашает римлян отдохнуть в его компании».

– Что? Пригласить их во дворец?

Тигеллин сцепил руки за головой и, откинувшись назад, качнулся на стуле.

– Нет, но ты все равно будешь хозяином этой вечеринки. Номинальным. На самом деле хозяином буду я. – Тигеллин повернулся и хитро на меня посмотрел, как будто задумал какую-то шутку. – Оставь это мне. Я так их развлеку, что они на всю жизнь запомнят.

* * *

– Ну и что это будет? – спросила Поппея, когда мы через десять дней после того разговора собирались на великое событие Тигеллина. – Я не знаю, что надеть.

– Тигеллин ни словом не обмолвился, как будто рот заклеил чем-то похлеще аравийского клея. Никаких подробностей, но жители Рима приглашены в полдень прийти на озеро Агриппы и надолго там остаться. Все подано так, будто я, их император, что-то там для них устроил. Но что именно, я не знаю.

– Ты даешь ему слишком много власти, – сказала Поппея.

– Он мне подчиняется.

– Пока. Но слуга очень быстро может превратиться в господина.

– И поэтому у нас два префекта преторианской гвардии, – напомнил я. – Они контролируют друг друга.

– Фений Руф вообще никак себя не проявляет, так что я не вижу особого контроля.

– Успокойся. Давай пойдем на наш праздник и, как все остальные гости, просто подивимся на то, что устроил Тигеллин.

* * *

Озеро, выкопанное примерно восемьдесят лет назад, являлось частью терм Агриппы и комплекса построенных на Марсовом поле общественных зданий. Оно было окружено лесопарком и подпитывалось водой из акведука. Мы вышли из паланкина на берегу, и я, едва ступив на землю, решил, что носильщики что-то перепутали и не туда нас доставили. Местность казалась совершенно незнакомой, но, подойдя ближе к воде, я понял, что озеро преобразилось. Вдоль берега были установлены временные павильоны и таверны, а в центре озера на огромных пустых винных бочках покачивался корабль удовольствий.

Вдруг где-то рядом среди деревьев кто-то истошно заверещал. Оказалось, это дерутся обезьяны, к их визгам присоединились зазывные крики птицы с очень ярким оперением. Откуда здесь экзотичные звери?

Из одного павильона, натягивая на мощное тело тунику, появился Тигеллин. Он широким шагом подошел к нам:

– Приветствую тебя, цезарь! Не желаешь отведать, перед тем как отбудешь на свой корабль?

О, павильоны – это бордели.

– Вижу, ты уже снял пробу, – заметил я.

– Хороший хозяин всегда пробует вино и кушанья, прежде чем предложить гостям, так что я просто следую общепринятому правилу. В этих якобы борделях полно настоящих проституток, но есть и те, кто захотел всего один день побыть проститутками. Большинство женщин фантазируют на эту тему, а сегодня мы позволим нашим гостям воплотить в жизнь свои тайные желания. И все услуги, конечно же, бесплатны.

– Хочешь сказать – бесплатны для гостей. Платим за них, полагаю, мы?

– Ну конечно. Идем, лодка ждет у пристани.

И он жестом пригласил нас пройти к воде. Там я увидел тяжелый плот, привязанный к двум инкрустированным золотом и слоновой костью лодкам. Гребцы все как на подбор – миловидные юноши лет семнадцати-восемнадцати, во вкусе Тигеллина. Они отбуксировали нас на середину озера.

На палубе корабля удовольствий Тигеллин устроил сад наслаждений. От солнца нас спасал изгибающийся навес из сандалового дерева, слабый ветер покачивал каскадные цветы в расставленных повсюду горшках, мягкие узорчатые ковры и шелковые темно-оранжевые подушки приглашали прилечь. От жаровен поднимался дым благовоний, гостям предлагали драгоценные мурриновые кубки так, будто это были простенькие глиняные чаши. И в кубки наливали вино столетней выдержки, – по крайней мере, так утверждал Тигеллин.

– О, я сомневаюсь, – сказал Петроний, – готов поспорить, ему лет двадцать.

– И проиграешь, – ответил Тигеллин, – у меня есть доказательства.

Поппея, с кубком в руке, откинулась на подушку.

– Фений Руф, – окликнула она, заметив нашего вечно ускользающего и весьма изворотливого префекта, – а мы как раз тебя вспоминали. Где ты от всех скрывался?

В его манере держаться было что-то мальчишеское и все, что он говорил, звучало вполне невинно.

– Исполнял свой долг, – ответил Фений. – Когда занят делом, свободного времени почти не остается, –