Пастор, чуть напрягшись, кивнул:

– Не сталкивался, но наслышан.

– Мне бы хотелось с ней встретиться.

– Это плохая идея.

– Не тебе судить.

– Она что, на тебя воздействовала?

– Один раз.

– А ей больше и не требуется, она на годы вперед может мозги задурманить. Если ты сделаешь все, как я написал, и найдешь нужного знахаря, попроси его заодно, чтобы снял ее воздействие и поставил тебе хоть какой-нибудь блок. Легендарные знахари умеют многое, но сильно на их защиту не надейся, против Аурелии средство еще не придумали, она – атомное оружие среди нимф.

– Не увиливай от темы – где я могу ее увидеть?

– Понятия не имею.

– Я тебе не верю.

– Могу дать слово.

– Слову твоему тоже веры нет.

– Найди Сабину, найдешь и нимфу.

– И где мне искать Сабину?

– Тебе не надо ее искать. Просто дай понять людям, что ищешь ее, она сама тебя найдет, причем быстро. И, скорее всего, ты эту встречу не переживешь.

– Я живучий.

– Ты не представляешь, о чем говоришь. Сабина о себе рассказывает, что видела, как строили пирамиды. Те самые пирамиды. У нее было сто семь детей, и она пережила их всех. Аурелия – ее внучка. Знаешь, что иммунные, рожденные в Улье, почти всегда в той или иной мере ненормальные? С ними что-то не так, они как Маугли моего мира. Ты понимаешь, о чем я?

– Маугли воспитывали звери, Аурелия не похожа на звереныша.

– Ты, видимо, плохо ее знаешь. Хоть и не во всем, подобные ей всегда отличаются от нас. Это их мир, по-настоящему их, а мы всего лишь гости Улья.

– Я к нему в гости не напрашивался.

– Мать Аурелии родилась в Улье, сама Аурелия родилась в Улье, значит, она дважды ненормальная. Такие – сами по себе невероятная редкость, а с учетом того, как ее выращивала Сабина, все куда хуже. Не думаю, что во всем мире вторая такая нимфа найдется, шанс невелик, лишь несколько детей из ста получают иммунитет, до половой зрелости доживает гораздо меньше. Они слишком беззащитны, ты же понимаешь.

– Я просто хочу с ней поговорить.

– Забудь о ней.

– Из целой толпы она выбрала именно меня – мало на что годного новичка. Я должен узнать почему, мне это не дает покоя. Понимаю, что глупо, но не выходит из головы.

– Тебе надо знать лишь две вещи: Аурелия и правда задурила тебе голову, она это умеет, а Сабина тебя прикончит, если ты хотя бы покосишься в сторону ее драгоценной внучки. Старуха никому не позволяет к ней приближаться, у них семья, в которую ни тебе, ни мне, ни кому-то другому входа нет. Ты не доживешь до моих лет, если свяжешься с этими людьми. Вот их можешь смело называть сектой, и сектой опасной. Великий Улей, какой божественный аромат!

Карат, поморщившись из-за кислятины, которая становилась тем невыносимее, чем ближе подходили к котельной, обошел тело, разорванное из крупнокалиберного пулемета, на его гашетку неполный час назад жал Гробовщик, и пояснил:

– Скреббер внутри. Его слегка привалило, но, думаю, расчищать не придется.

– Я расчищу, – безучастно произнес Пастор.

– Сам?

– Или сам, или мне помогут. Это уже не твоя забота. Забирайте свой жемчуг и уходите.

– И на этом все?

– Я тебе помог, я дал слово, клятву Детей Стикса, – преследовать вас не будут. Да и какой в этом смысл, я не думаю, что вы понесете жемчуг кому-нибудь продавать, вы берете его для себя.

– Да, для себя.

– Правильное решение, вещь, которую почти невозможно купить, продавать глупо. А кому вы нужны без жемчуга?

– Не вам, так Бирону.

– Думаю, у Бирона сейчас появятся другие заботы. И, возможно, эти заботы его убьют. Гробовщик – сильный и целеустремленный человек, это опасное сочетание.

Карат, заглянув в пустой дверной проем, осторожно просунул голову между завалившимися ржавыми трубами и, брезгливо морщась, произнес:

– Возле первого скреббера никакой вони, а от этого несет на гектар. Не тухлятина, но все равно неприятно, будто кисляк, в сто раз усиленный, странно, что его сразу не нашли.

– Крыша защищает от дождя, а это главное, – напомнил Пастор. – Люди Ската списывали это на искусственный кисляк, даже я, заметив несообразность, решил, что виноват первый скреббер. И не надо воспринимать этот запах как что-то омерзительное, плоть таких скребберов не имеет ничего общего с тухлым мясом, она разлагается по-своему, без червей и привычных нам микроорганизмов, основную роль здесь играют споры и дождевая вода.

– Приятнее от этого тварь не пахнет.

Пастор уверенно начал протискиваться между трубами, с явным намерением пробраться к смрадной туше, голова которой торчала над завалом метрах в пяти дальше. Карат изумился, осознав, что от веревок и следа не осталось – руки и ноги сектанта были свободны.

Не оборачиваясь, Пастор отстраненно произнес:

– Не надо волноваться, я дал слово Детей Стикса, а репутация превыше всего, можешь еще раз спросить об этом своего друга.

Глядя ему вслед, Карат боролся с искушением выпустить в спину опасно ловкого сектанта пару пуль. А лучше обойму – для гарантии. Нехорошо, конечно, но на душе гораздо спокойнее станет, нет у него к нему доверия.

К тому же здесь это в порядке вещей, Улей, похоже, такое одобряет.

Шуст, чертыхаясь через шаг, выкрикнул:

– Куда этот черт нерусский подевал веревки?!

Карат пожал плечами:

– Без понятия, я к нему спиной стоял.

– Да я лучше к живому скребберу голой задницей повернусь, чем к такому прохиндею одетой. Карат, я за ним, пока он наш жемчуг не спер. И, кстати, где его там доставать? Я разберусь?

– Пастор подскажет, уверен – он в курсе. И ты бы нос прикрыл, там воняет, как бойней и уксусным заводом сразу.

– Ничего ты в этой жизни не понимаешь, Карат. Не воняет, а пахнет. Это запах богатства, аромат больших денег.

Глядя, как Шуст, позабыв про больную ногу, пробирается вслед за Пастором, Карат порадовался, что Улей подарил ему такого товарища. Ведь без него пришлось бы самому в эту клоаку забираться, да еще и копаться в разлагающихся потрохах чудовища.

Диана, тоже не горя желанием пробираться к источнику кислого смрада, кривя нос, произнесла:

– Ну здесь и воняет, у меня глаза начинают слезиться.

– Все познается в сравнении.

– Ты о чем сейчас?

– А ты подумай, каково им там внутри, и все пройдет.

– Даже думать не хочу.

– Где кот?

– Не знаю, но могу поспорить на что угодно, он уже в броневике сидит и нас ждет. Он умный.