Как обычно, во вторник, 21-го, с 18 часов он председательствует на СНК Рассмотрели более 30 вопросов. В четверг, 23-го, с 11 часов участвует в заседании Политбюро — более полутора десятков вопросов. В пятницу, 24-го, с 18 часов председательствует в СТО. И каждое из этих заседаний тянуло за собой целый шлейф дел и встреч.

Перед очередным заседанием СНК и СТО Владимир Ильич встречается с Каменевым, перед Политбюро — со Сталиным, заранее просматривает документы по обсуждаемым вопросам, запрашивает дополнительную информацию. Помимо этого появляются какие-то иные текущие дела, требующие срочного решения, возникает необходимость незапланированных встреч.

Такой незапланированной встречей стала 22 ноября беседа с уполномоченным Американской администрации помощи (АРА) в России полковником Уильямом Гаскеллом. До этого по всем делам помощи голодающим он имел дело в Каменевым. Но теперь, накануне отъезда в Штаты, им было сделано Каменеву совершенно неожиданное и конфиденциальное заявление: если Ленин пошлет приглашение, то министр торговли США Герберт Кларк Гувер (он же председатель АРА) готов переехать в Россию для того, чтобы помочь ее экономическому восстановлению1. Это предложение было более чем неожиданным.

Буквально за неделю до этого Владимир Ильич беседовал с Л.С. Райхелем — представителем американского Общества технической помощи России, организовавшем сельскохозяйственные и другие производственные американские коммуны, поставлявшем для них тракторы, семена и т. п.

Во время беседы Ленину пришлось убеждать Райхеля в том, что не надо слушать «злопыхательств капиталистической прессы», что «новая экономическая политика ничего радикально не изменила в общественном строе Советской России и изменить ничего не может», ибо только при этом условии американское Общество технической помощи будет продолжать свою деятельность“1.

А до этого, 10 ноября, Владимир Ильич получил из США в знак симпатии и уважения фотографию известного ученого электротехника Чарлза Штейнмеца, с которым, как рассказывалось выше, он обменялся весьма содержательными письмами весной 1922 года.

Но и в случае с Райхелем, и в случае с Штейнмецом все было ясно. Речь шла о людях, искренне сочувствовавших социалистическим преобразованиям в России. АГаскелл говорил о Гувере — крупнейшем американском капиталисте, преуспевающем бизнесмене и политическом деятеле.

Ленин внимательно выслушал Гаскелла и, как он сам написал, — «выразил полное согласие и рассыпался в комплиментах». В тот же день он написал Гуверу письмо: «Господин полковник Гаскелл… передал мне на специальном свидании со мной, что Вы при известных условиях согласились бы переехать в Россию, посвятив себя работе над ее экономическим восстановлением; я с чрезвычайным интересом приветствую это предложение и заранее благодарю Вас за него».

Ленина нисколько не смущала и не пугала возможность появления в экономических верхах Советской России такого, как говорится, заклятого буржуя. «Повторяю, — пишет он, — то, что я сказал мистеру Гаскеллу, именно что помощь нам от вы- 947 948

дающегося организатора и “вождя промышленности” в стране с противоположными, по отношению к нашим, принципами экономического строя имела бы исключительно важное значение и была бы нам особенно желательна и приятна»1.

Письмо это Владимир Ильич срочно разослал членам Политбюро и Чичерину. Однако, дабы не втягивать Ленина в какую-нибудь политическую интригу или авантюру, подредактированное письмо Гуверу «в духе проекта Ленина» отправили 28 ноября за подписью заместителя наркома иностранных дел Литвинова, который вел до этого неофициальные переговоры с американскими деловыми кругами о хозяйственном сближении между Россией и США. Но из затеи с Гувером так ничего и не вышло. Он так и оставался до 1928 года министром торговли США. Но сам этот эпизод для 1922 года был весьма примечателен949 950.

Упоминавшееся выше заседание СТО 24 ноября Ленин до конца не довел. Через полтора часа после его начала он вышел, передав, как обычно, председательствование Каменеву. Не то чтобы Владимиру Ильичу стало плохо — все предшествующие дни приступов не было, но какой-то дискомфорт он явно почувствовал.

Это не помешало ему при выходе из зала переговорить с уполномоченным экономсовета Туркестана М.В. Сафоновым, потом — в кабинете час беседовать с заместителем председателя Реввоенсовета Склянским, а затем — у себя на квартире с председателем Госплана Кржижановским.

Но утром 25-го, часов в 10, приступ все-таки случился. Когда Ленин проходил по коридорчику квартиры, в правой ноге внезапно начались судороги, она ослабела и, дабы не упасть, Владимир Ильич ухватился за стоявшее здесь высокое зеркало. Но зеркало закачалось, он отпустил его и осел на пол.

Пролежал он минуты полторы. На шум в коридор выбежали Надежда Константиновна и Мария Ильинична, стали поднимать его, но «В.И. сказал, что встанет сам и действительно встал, дошел до своей комнаты и лег». Это запись Кожевникова, приехавшего по вызову вместе с Крамером в 12 часов.

Доктора отметили, что во время приступа речь у Владимира Ильича нисколько не пострадала, да и правая рука действовала хорошо. Они предложили Ленину «целую неделю отдыхать, не участвовать ни в одном заседании и не производить официального приема»1.

27 ноября приступы болезни повторились. «Первый был в 10 часов и продолжался полторы-две минуты, захватив только ногу. В 12 часов — второй приступ. Был полный паралич ноги и руки, речь не пострадала. В.И. произносил вполголоса для проверки слова и это ему вполне удавалось. Сознание все время было ясное. Приступ продолжался 20 минут. Накануне В.И. чувствовал себя неважно. Объективное исследование нервной системы ничего патологического не обнаружило»951 952.

В «Дневнике дежурных секретарей» о болезни лишь краткая запись Надежды Аллилуевой утром 25 ноября: «Владимир Ильич нездоров, в кабинете был только пять минут, диктовал по телефону три письма» — одно Сталину, два Троцкому. И запись вечером: «Пришел в 6 часов. Несколько минут говорил по телефону. С 6S до 7S — был АД Цюрупа»953.