Последним в башне жил правитель Руньяна. Он умер, не оставив наследников, а перед смертью передал свой феод Ганзелю, которого боготворил. С тех пор башня пустовала. Ставни местами отвалились, местами поломались, ворота никто не опускал, цепь от них давно стащили, слуг не было.

Среди восьми придворных, сопровождавших принцессу, были две жестокосердные старухи. Они люто ненавидели Элспет и вознамерились всячески мучить ее. Девушка никак не могла бы оправдать себя в их глазах, даже если бы попыталась, но она и не пыталась – все силы уходили на то, чтобы не показывать своего отвращения.

Остальную часть свиты составляла семья Гармера Шмитта: его жена Грета, их дочь Грюнхильда и трое сыновей, Ганзель, Фальк и Фриц. Мальчиков Гармер назвал в честь своих любимых императоров, а девочку – в честь двоюродной бабки Греты. Грюнхильде исполнилось шестнадцать, и красотой она не блистала. Они с Ганзелем были двумя одинаково невзрачными двойняшками – правда, не близнецами. Младшим мальчикам было четырнадцать и девять.

В глубине души Шмитты сочувствовали наследной принцессе, но не осмеливались это показывать. Да и сочувствием, пожалуй, их отношение трудно было назвать, – скорее, они дружно невзлюбили двух старых мегер, приставленных к Элспет: вдовствующую графиню Ильзу-Жанну фон Вистрич, мать графа фон Вистрича, и Карелину фон Тайр, супругу адмирала. Обе старые ведьмы и раньше-то недолюбливали Элспет, а теперь и вовсе ее возненавидели. Ведь именно по вине непокорной девчонки они оказались здесь, в этой сельской глуши. Друг дружку они тоже терпеть не могли последние полвека. Этих мелочных и злобных старух и выбрали-то только потому, что знали: они непременно выместят свою злость на своей «подопечной».

Каждой из придворных дам полагалась собственная свита – небольшая, только для того, чтобы хоть немного скрасить их убогое положение. Наследной же принцессе должны были прислуживать Шмитты, однако чаще им приходилось выполнять поручения старых гарпий. Они работали не покладая рук, но привести башню в пригодное для жизни состояние так и не сумели. Начались снегопады. Элспет часто мерзла и недоедала. Очень скоро она сильно похудела, постоянно тряслась как в лихорадке и начала все чаще впадать в забытье.

До весны принцесса дожить не надеялась.

Элспет писала письма императрице, но рука уже плохо слушалась ее, и почерк стал нетвердым. Впрочем, писала она напрасно, ни одно послание не уходило к адресату. Даже если бы она умудрилась утаить письма от Зубастой и Клыкастой – так она мысленно прозвала мерзких старух, – доставить их было некому.

Одиночество и страх терзали ее еще в Племенце. Но там был Альгрес Дриер, а здесь никого. Ни единой доброй души, которой можно излить душу. Капитана Дриера отослали на восток – на дальнюю заставу, постоянно страдавшую от набегов язычников. Остальных браунскнехтов раскидали по империи. А та, что навлекла на них эти несчастья, так до сих пор и не поняла, за что же ее так жестоко покарали.

Во время очередной метели приехал Феррис Ренфрау. Он осмотрел башню, не скрывая своего ужаса, почти ничего не сказал и тут же исчез. Вернулся он в сопровождении едва ли не всех жителей Руньяна и сразу начал отдавать приказы.

– По какому праву вы здесь распоряжаетесь? – набросилась на него госпожа Карелина. В голосе ее сквозило презрение, хотя ее собственное происхождение нельзя было назвать таким уж безупречным.

Ренфрау посмотрел ей в глаза, и старуха дрогнула, но потом быстро оправилась: как-никак жена адмирала.

– Возьмите инструмент и помогите, – велел Ренфрау. – Или убирайтесь вон. Если будете мешать, мне придется прибегнуть к таким мерам, после которых это желание у вас пропадет навсегда.

Вдовствующая графиня фон Вистрич ухватила Карелину за локоть и оттащила в сторонку.

– Не перечьте Феррису Ренфрау! – отчитала она жену адмирала, причем довольно громко, так, что Ренфрау все слышал. – Никогда! Те, кто ему перечит, плохо кончают! Неизвестно, зачем он здесь. Но он уедет.

– Уедет, – согласился Ренфрау. – Только не забудет того, что здесь увидел.

Деревенские жарко растопили очаг. Грета Шмитт принесла одеяла и закутала Элспет, усадив принцессу поближе к огню.

Ренфрау размашистыми шагами ходил по комнатам, отдавая приказания четко и отрывисто. Работа закипела. Башня преображалась на глазах.

– Шмитт, покажите мне счетные книги, – приказал Ренфрау; он точно знал, чем припугнуть злобных старух.

Элспет наконец согрелась, озноб стал заметно слабеть. Иногда она приходила в себя, хотя и ненадолго. Один раз даже узнала Ферриса Ренфрау, и радость ее, смешанная с надеждой, была так сильна, что принцесса разрыдалась.

– Госпожа Шмитт, не отходите от принцессы.

Госпожа фон Тайр пыталась припугнуть своих слуг и заставить их выгнать Ренфрау из башни. Предупреждения вдовствующей графини она пропустила мимо ушей. Слуги не послушались. Они знали, кто такой Ренфрау, зловещие слухи про него ходили еще задолго до того, как Йоханнес взошел на трон.

А вот адмиральская жена прожила свои пятьдесят восемь лет, не ведая невзгод, потакая собственным прихотям и почти ничего не зная об окружающем мире, пока в один прекрасный день императрица Катрин в приступе досады не решила избавиться от надоедливой старой карги, отправив ее в изгнание в Руньян присматривать за сестрой.

Всего за один день Ренфрау удалось навести на первом этаже башни порядок и превратить его в пригодное для жизни место, каким он и должен был стать сразу после приезда принцессы. Еще не закончились все приготовления, а Элспет уже перестала бить дрожь и чувствовала она себя гораздо лучше. К ней даже вернулось ее прежнее самообладание.

– Спасибо, – тихо поблагодарила она Ренфрау.

– Не за что, принцесса. Вы – наследница империи. То, что они сотворили, недопустимо.

Ренфрау замолчал. Только сейчас Элспет наконец осознала, какая ей грозила опасность. А ведь Ренфрау скоро уедет.

– Вам трудно будет здесь, – сказал он. – Вы уже не та Элспет Идж, какой были до того, как умер ваш брат. Но больше никто уже не попытается вас уморить.

У Элспет судорожно сжался мочевой пузырь.

– Я обещал вашему отцу, – продолжал Ренфрау.

Принцесса плотнее закуталась в одеяло и уставилась на огонь. Хотелось снова забыться, чтобы не думать ни о чем. Ганзель Шмитт принес дрова. Вид у него был подобострастный, он пытался казаться как можно незаметнее – так обычно ведут себя в присутствии какой-нибудь грозной особы.

– Послушайте меня, Элспет. Вы должны меня выслушать. От этого может зависеть ваша жизнь.

Госпожа Шмитт принесла горячий суп. Ароматный запах подействовал на девушку гораздо сильнее, чем голос Ренфрау.

– Я тоже съем супу, – сказал Феррис.

Грета Шмитт изо всех сил стиснула губы, побледнела, но ничего не сказала: Ферриса Ренфрау она боялась не меньше, чем ее сын. Когда она принесла вторую миску, главный имперский шпион незаметно вложил в ее руку небольшой кошель.