– Но у вас недостаточно воды, – растерянно проговорил Торбен, пораженный числами и картинками, плавающими перед внутренним взором, пока вокруг порхали листки с сообщениями о беспокойстве и надежде, просьбами о скором возвращении домой. – Сколько обиталищ полностью заправлены топливом? Пятьсот, пятьсот пятьдесят? Недостаточно, даже это наполнено лишь на восемьдесят процентов. Что с ними будет?

– Мне плевать, что будет с ними! – Ханнай всегда был самым кротким и наименее напористым из мужчин, умным, но вечно страдающим от неуверенности в себе. Теперь, оказавшись в угрожающей ситуации, беззащитным посреди космоса, пронзенным насквозь гравитационными волнами с непостижимым происхождением, он пылал праведным гневом. – Я хочу знать, что будет с нами!

– Мы переносим разумы в обиталища, годные к межзвездному перелету, – ответил Сугунтунг Торбену.

– «Переносите», то есть копируете, – сказал Торбен. – А что же будет с брошенными оригиналами?

Сугунтунг промолчал.

* * *

Йетгер нашел Торбена, когда тот плавал в самом центре зала собраний, едва шевеля хвостом, чтобы не поддаваться микрогравитации.

– Где твои вещи?

– В комнате.

– Ледяной корабль отправляется через час.

– Я в курсе.

– Ты мог бы… ну, знаешь…

– Я не полечу.

– Что?!

– Я не полечу, я останусь здесь.

– Сбрендил?

– Я разговаривал с Сугунтунгом и Сериантеп. Все в порядке. В других обиталищах есть еще пара таких же, как я.

– Ты должен вернуться домой. Ты нам понадобишься, когда они придут.

– Спасти мир за девяносто часов и двадцать пять минут? Не думаю, что это возможно.

– Это же твой дом, дружище.

– Вовсе нет. С некоторых пор – нет. – Торбен вытащил сложенную записку из потайного кармана и протянул ее Йетгеру, держа двумя пальцами.

– Ох…

– Да.

– Ты покойник. Мы все покойники, ты знаешь.

– Конечно. За те несколько минут, которые мне понадобятся, чтобы добраться туда, куда дальше полетит Анпринская миграция, вы состаритесь и умрете. Я знаю это, но Тей больше не мой дом. Он перестал им быть.

Йетгер отвел лицо, скрывая свою печаль, а потом поддался эмоциям и крепко обнял Торбена, поцеловал его.

– Прощай. Может, свидимся в следующей жизни.

– Сомневаюсь. По-моему, нам дарована всего одна. Думаю, это достаточно веская причина, чтобы отправиться туда, где не ступала нога человека.

– Может, ты прав. – Йетгер рассмеялся, хотя ему явно хотелось плакать, потом развернулся и покинул комнату через дверь в потолке, волоча за собой привязанную к лодыжке сумку с мелкими пожитками.

* * *

Вот уже час он созерцал море и думал, что наконец-то начинает понимать его фрактальную рябь, ритмы и микроштормы, из-за которых вздымались волны и взлетали трепещущие водяные шары, чтобы быстро вернуться к большой воде и слиться с нею вновь. Он распознал в этом музыку, тайную гармонию. Жаль, что ни один его Аспект не играл на музыкальных инструментах. Музыку этой капли воды мог бы воспроизвести только большой хор или колоссальный оркестр.

– Все готово.

Пока Торбен просчитывал морскую музыку, Сериантеп трудилась над смартбумажным субстратом Дома пилигримов. В полу гостиной появился то ли бассейн, то ли колодец.

«Когда я уйду, все станет по-прежнему? – подумал Торбен. Дурацкие, банальные вопросы помогали ему бороться со страхом. – Дом обретет былой облик? Или Дома никогда не было, а был лишь Сугунтунг?»

Сериантеп чуть повела плечами, и тонкое, как паутина, платье упало на пол, который его с жадностью сожрал. Обнаженная и ныне бескрылая анпринка шагнула спиной вперед в воду, не сводя глаз с Торбена.

– Как только будешь готов, – сказала она. – Это не больно.

И легла в гостеприимное море. Ее волосы расплылись по воде, пряди завивались спиралями и путались, пока тело распадалось. В происходящем не было ничего ужасного: ни разложения на мышцы, внутренности и жуткие кости, ни ухмыляющегося черепа, который шипел бы, растворяясь, словно натрий. Яркий свет, превращение в сияющие частицы. Волосы исчезли последними. Бассейн кишел наноботами. Торбен снял с себя одежду.

«Я начинаю новую жизнь. Так будет лучше. Может, не для тебя. Для меня. Видишь ли, я не думала, что буду возражать, но возражала. Ты так легко отказался от всего, просто взял и улетел в космос. И у меня появился другой. Это Кьятай. Я стала прислушиваться к его словам, а поскольку время шло, и ты молчал, они обрели смысл. Знаю, что поступаю эмоционально. По крайней мере, я благодарна тебе за него. Нам хорошо вместе. Он стал для меня целым миром, и оказалось, что мне его достаточно. Мне нравится. Прости, Торбен, – я именно этого и хочу».

Записка осенним листом плавно опустилась на пол, где уже лежали сотни таких же. Когда Торбен вошел в воду, ноги свело судорогой. Он ахнул от электрического покалывания, затем рассмеялся, перевел дух и нырнул. Наночастицы окружили его роем и начали разбирать на части. Когда обиталище «Тридцать три: покой внутри» сошло с орбиты Тейяфая, оставив космический лифт извиваться, будто перерезанная артерия, дно Дома пилигримов распахнулось и соединенные воды упали во внутримировое море, словно слеза.

Йедден убегает

Йедден падал восемьдесят лет: мертвый, как камень, безмолвный, как свет. Каждые пять лет на околосветовой скорости его чувства пробуждались на несколько субъективных минут, чтобы отправить назад горстку фотонов и проверить, по-прежнему ли охотник идет по следу.

Сместившись в красную сторону спектра на едва уловимую величину, фотоны сообщали: «Да, все еще там, все еще догоняет». Затем он отключал свои чувства, ибо даже эта краткая вспышка, даже этот всплеск радиации, смещенный в синюю сторону гамма-частот в поле вражеского двигателя, выдавал его. Прошли десятилетия с тех пор как он в последний раз рискнул включить скалярный двигатель. Искажения пространства-времени растрезвонили его местоположение почти на весь квадрант. Пришлось разгоняться, чтобы мчаться во весь опор, почти со скоростью света, пусть это и означало уменьшение массы рабочего тела до опасных пределов, за которыми некогда и нечем будет тормозить. Затерявшись во тьме, бесшумный и быстрый, он продолжил удирать, исказив время таким образом, что годы превращались в часы.

В промежутках между пробуждениями Йеддену снились сны. Он грезил о миллиардах жизней, о десятках рас и цивилизаций, с которыми анприны столкнулись за время своего долгого пути. Протяженность их истории ошеломила Йеддена: как будто он собрался поплавать и, посмотрев вниз, обнаружил там не зеленую воду лагуны, а четкий синий обрыв континентального шельфа. До того, как анприны окружили свое солнце таким количеством обиталищ, что оно стало различимым только в виде обширного инфракрасного свечения; до того, как одна из волн экспансии привела их в ту систему; и даже до того, как их раса вышла в космос;