– Какой круг? – решил уточнить Его Высокопреосвященство, хоть и понимал, что Рокэ уже ничего не соображает. Вернее, соображает, но говорит сам с собой, а представить, что творится в маршальской голове, воображения кардинала не хватало.

– Какой круг? – сильные пальцы погладили струны. – Круглый. Круг должен быть круглым, без начала и без конца, иначе получится слепая подкова… И все потому, что слишком много Приддов и совсем нет белых ласточек. А может, они где-то и есть, только не у нас…

Вновь гитарный перебор. На мандоле так не выйдет, да и не станет Рокэ Алва играть на мандоле. Он создан для гитары, вороного коня и стали, но какой жуткий напев, сколько же ему лет? Тысяча? Две? Три?

– Все должно было закончиться давным-давно, – синие глаза смотрели куда-то вверх, – но не закончилось. То ли не захотело, то ли не смогло. Знали бы вы, как мне это надоело.

– Что именно, Рокэ?

– Все, – пожаловался тот, опуская голову. Для него снова не существовало ничего и никого, кроме гитары.

Сердце…

Древней кровью вечер ал,

Сердце…

Век богов ничтожно мал,

Сердце…

Четверым Один отдал

Сердце…

1

– По-моему, ты хочешь от нас отделаться, – Альдо весело подмигнул Матильде, – и сбежать к очередному поклоннику.

– Замолкни, зверь, – любящая бабушка погрозила хохочущему внуку пальцем, – имею я в своем возрасте право уединиться для молитв и размышлений?!

– Каждый имеет, – провозгласил Альдо, – когда я стану великим королем, я напишу закон против тех, кто мешает уединяться и особенно удвояться. Или удвояиваться?

– Пошел вон, – махнула рукой вдовствующая принцесса, забираясь в седло. Матильда не любила ездить в дамских седлах, но терпела, потому что кареты ненавидела еще сильнее.

Проводив бабушку восхищенным взглядом, Альдо обернулся к другу:

– Пойдем, выпьем касеры. До Клары у меня еще уйма времени.

Во имя Астрапа, только бы сюзерен не потащил разумную вдову за собой в Алат. Бедная Мэллит, что с ней будет, если ее сказочный сад увянет? Страшно понять, что у тебя не осталось не только дома и семьи, но и любви!

– Ты только не забудь, что мы завтра уезжаем.

– Не забуду, – глаза принца стали лукавыми, он что-то хотел сказать, но передумал.

Они прошли опустевшими комнатами и пристроились прямо на чудовищном столе, который продали вместе с домом. Франко принес касеру и простенькие стопки. На лице дворецкого проступали следы мучительных раздумий. Робер понимал старика – всю жизнь прожить в одном городе и в одном доме и вдруг сорваться с места и отправиться в неведомый Алат, где зимой холодно, нет моря, зато из окон видно горы, перерезанные чередой облаков. Робер горы любил, а Агарис ненавидел. Неужели завтра он избавится и от «истинников», и от соотечественников?

– Альдо, зачем тебе понадобилось напоследок превращать дом в помойку?

– Это ты о Людях Чести? – Голубые глаза Альдо Ракана стали большими-пребольшими. – О страдальцах за отечество, изгнанниках, сохранивших в своих сердцах великую Талигойю, мучениках, в чьих родовых замках сидят «навозники», присвоив себе право первой ночи и…

Сюзерен не выдержал и расхохотался, махая руками. Роберу смешно не было. Сползшиеся на пир ничтожества самим своим существованием оскорбляли память отца, брата, друзей. Робер поморщился и хватил касеры.

– Если бы меня звали Дорак, а тебя – Колиньяр, мне бы тоже было смешно, но я Эпинэ, а ты – Ракан. Не стоит путаться с этой сворой. Чем ты думал, когда их собирал? Ни одной человеческой рожи, разве что Темплтон с Саво, но они к Матильде сами пришли. Я уж не говорю, что каждый третий обормот на кого-то шпионит.

– Вот поэтому я их и пригласил, – подбоченился Альдо, – теперь все знают, что тебя от товарищей по несчастью трясет, а я – вертопрах, болван и бабушкин внучек, который мало того что собрал всех уродов Агариса, так еще и опоздал. Теперь уроды расхвастаются, что я смотрю им в рот и живу по их указке. Пусть Дорак спит спокойно и обо мне не думает. До поры до времени. Да и гайифцам полезно считать, что нынешний Ракан еще глупее предыдущих. Если что, Клара подтвердит.

– Клара?! Она-то здесь при чем?

– При гайифском после. Нет, сначала, милую Клару занимали лишь подарки и подушки, но зимой ее потянуло на разговоры. Она стала такой любопытной, эта Клара…

– Твоя вдова за тобой шпионит? И ты продолжаешь к ней бегать по три раза на неделе?!

– В постели это не мешает, наоборот. Ты не представляешь, как крошка старается. Раньше она, чуть что, губки надувала, а теперь такая послушная…

– Смотри, чтобы она тебя не отравила.

– Ну, зачем гайифцам меня травить, скажи на милость?

– А с чего ты взял, что твоей разумной вдове платит павлин?

– Кошечка намяукала, – расплылся в улыбке Альдо, – а, ладно… Проследил я за своей ласточкой и увидел с ней такого маленького, противненького, лысенького… Я чуть было этого красавца за «истинника» не принял, но он из гайифского посольства оказался. А ты думал, я совсем осел?

– Думал, – пробормотал Иноходец…

– А я им и был, – жизнерадостно заявил Альдо и вдруг погрустнел, – но после истории с Мупой… Я тогда как второй раз родился. Матильда над своей сукой плачет, слуги квохчут, а я стою, гляжу на них, а в голове одно – больше я никому не позволю поднять на себя руку. Никому и никогда!

Я уволок Матильду в свою спальню и поил, пока она не уснула. Она сопела, я сидел рядом и думал, что делать. Тебя не было, не было никого, кому можно верить… Да и сейчас нет. Не к старику же Енниолю бежать! И не к Клементу… Для них я – игральная карта, но кто им дал право мной играть? – Альдо зло отпихнул пустую стопку. – Понимаешь… Все случилось в тот день, когда избирали Юнния. Нас с Матильдой тоже пригласили… Я в храме видел всех – императора, королей, герцогов… Робер, чем они лучше нас? Тем, что их предки были умнее моих и усидели на троне? Ну так с кем не бывает, сегодня – король, завтра – покойник. Как Адгемар…

Золотые земли принадлежат Раканам! По праву крови и по праву рождения, и первородство я не отдам никому. Ни гоганам, ни магнусам, ни Леворукому!

– Ты нарушишь клятву? – Робер смотрел на Альдо, словно впервые его видел. Сюзерен во многом был прав и во многом… Не то чтобы не прав, но сам Робер так думать не мог. Принц тронул друга за плечо и улыбнулся:

– Робер, что стоит клятва, данная вслепую? С нами никто не был честен, и мы никому ничего не должны. Вспомни Адгемара…

– Я его никогда не забывал. Лис подло жил и мерзко кончил. И по заслугам.

– Да, он обхитрил сам себя, и его схватили за хвост. Мы будем играть иначе…