Этот памятник, так глубоко проникнутый высоким религиозным и патриотическим чувством, вполне выражает настроение эпохи и в то же время характеризует психологические мотивы, которыми вызывались и подогревались почти беспрерывные войны православных царей с мусульманским миром. Несомненно, возвращаясь из этого похода, Иоанн Цимисхий являлся прекрасным выразителем типических черт византийского царя, который на первом месте ставил интересы религии, объединяя в то же время триумф своей империи с расширением власти Креста. Вслед за приведенным актом у Матвея Эдесского сообщается еще официальное письмо Цимисхия к армянскому философу Леонтию, или Панталеону, которое имеет связь с предыдущим.

«Мы пригласили тебя, — пишет царь, — прибыть в наш святой и благословенный город, когда мы возвратимся из похода на мусульман… Ты употребишь все меры, чтобы мы нашли тебя в нашем богоспасаемом городе, где мы устроим великолепные торжества в честь сандалий Христа и волос Иоанна Предтечи. Я горю желанием видеть тебя в беседе с нашими учеными и философами и насладиться твоим обществом».

У того же историка есть далее указание, что армянский ученый действительно отправился в Константинополь, где присутствовал на торжествах в честь святынь, привезенных с Востока, и имел состязания с греческими учеными в присутствии императора, который похвалил его и, одарив дорогими подарками, отпустил назад в Армению.

По возвращении из похода Иоанн Цимисхий заболел и в начале следующего 976 г. умер, как подозревали современники, от отравы.

Мы имели случай (т. I, стр. 306 и сл.) [152] указать, что монашеское сословие впервые становится предметом заботливости и внимания государственной власти с половины V в. Весьма важный шаг в дальнейшем развитии монашества как учреждения был сделан в константинопольском монастыре Студия знаменитым автором студийского устава Феодором Студитом, который провел до последних пределов идеал общежительного монастыря. По его мысли, монах не мог иметь даже носильного платья, которое бы ему принадлежало по праву собственности. Студийский устав имел широкое распространение по всему христианскому миру, между прочим, он вполне был воспринят и в нашем отечестве чрез Феодосия Печерского. На Востоке первое применение сделано было из него св. Афанасием, основателем Афонской лавры. Благодаря значению и авторитету Афанасия установленный им порядок для монашеской жизни в Лавре был потом усвоен всеми афонскими монастырями. Так как первый государственный акт, относящийся к Афонской лавре, принадлежит именно ко времени Иоанна Цимисхия, то находим уместным именно здесь остановить внимание на истории афонского монашества, игравшего немаловажную роль в Византии.

Заселение Св. горы монахами относится к VII в. Оно было вызвано магометанским вторжением в византийские области: Сирию, Палестину и Египет. Первые документальные данные о монашеской горе относятся ко времени царя Василия Македонянина (876–885), но тогда еще не было на Афоне монастырей, а только отдельные кельи. Древнейшими общежитиями нужно считать Зограф и Ксиропотам. Первые памятники, дающие понятие об устройстве афонских монастырей, суть Типик царя Иоанна Цимисхия и Житие преподобного Афанасия (10).

Одним из важнейших явлений в жизни афонского монашества в занимающую нас эпоху следует считать введенную на Афоне реформу в жизни насельников Св. горы. Эта реформа была произведена св. Афанасием. Весьма любопытно, что большинство подвижников спасалось не в больших и населенных монастырях, а в маленьких кельях, или каливах, чаще в малодоступных пещерах, и сам Афанасий как во время совместной с преподобным Михаилом Малеином жизни в Кимине, так и по прибытии на Афон предпочитал отшельническую жизнь, избрав себе старца-безмолвника, жившего в отдельной маленькой келье.

Можно сказать, что таков был господствующий тип афонского подвижничества: многочисленные мелкие усадьбы, каждая со старцем и одним или двумя послушниками, личным трудом которых удовлетворялись несложные потребности обитателей. Вторым характерным отличием было то, что Карея и в то отдаленное время была административным центром всей афонской монашеской братии; здесь был прот и эконом, которым принадлежала церковная и административная власть над всеми отдельными кельями, представители коих — игумены, или старцы, — три раза в год собирались в Карею по своим религиозным делам и с целью разбора возникающих между ними спорных дел. Первым большим зданием в Карее был Протатский храм, построенный на пожертвование магистра Льва, брата Никифора Фоки, где собирались пустынножители в установленные праздники и где, по всей вероятности, происходили их совещания по делам общественного значения. Выработка формы внутреннего устройства Афона подготовлялась продолжительное время и находилась в зависимости столько же от религиозных потребностей пустынножителей, сколько от постоянно угрожавших набегов со стороны морских разбойников, и в особенности арабов, которые нередко нападали на Афон и уводили в плен его население. Можно пожалеть, что никто еще не подходил к истории монашеского Афона с точки зрения средневековых учреждений и не пытался рассмотреть древние монастырские уставы и предания с широкими научными задачами.

Уже в самом древнем памятнике, т. е. в Типике царя Иоанна Цимисхия от 971 г., находятся ссылки на прежние обычаи, именно на господствовавшие на Афоне порядки до св. Афанасия (11), которые, однако, нигде в подробности не указаны. Существенным и общим правилом было, что большинство подвижников, носивших наименование безмолвников, жило отдельно в малых каливах, или пещерах, другая часть — в небольших скитах под руководством старца или игумена. Весьма важно отметить, что эти игумены, которые собственно и составляли политический элемент афонского насельничества, называются игуменами Горы, а не монастырей или киновий, во главе коих они стояли, и им, по-видимому, принадлежала вся земельная собственность от самого перешейка до южной оконечности. Они были причиной того движения на Афоне, вследствие которого появился первый устав, как об этом читается в житии св. Афанасия.

По смерти Никифора (12) «беглый раб (диавол) снова пользуется случаем, снова дерзко выступает против святого (т. е. Афанасия), снова усиливается, обходит афонских старцев, которые в большинстве были совершенные простецы, хотя и питали в себе духовную ревность, и придерживались старого образа жизни. И это злое сборище, увлекая каждого порознь и обманывая, измыслило таковой извет против якобы «обманщика» этого: остерегайтесь угнетателя, пользующегося вашим добросердечием и разрушающего древние учреждения и обычаи [153], воздвигающего роскошные постройки и ограждения, и храмы, и морские пристани, и придумывающего средства для собрания вод, и покупающего упряжки быков и волов, и превращающего эту Гору в мирское пристанище. Разве не видите, что он засеял поля, насадил виноградники и собирает урожай плодов. Но поспешим, истребим его немедленно, завладеем богатым достоянием его и раскопаем его жилище, дабы и памяти его не сохранилось здесь. Или пожалуйтесь царю, который исторгнет его со всеми приверженцами. Обворожив старцев такими и подобными обманчивыми речами, пользуется их простотой и поднимает междоусобную войну, самую страшную и гибельную между всеми. Получают доступ к царю и подают ему жалобу, изложив в ней прежде упомянутые обвинения против того мужа, что он нарушил древние учреждения на Горе и изменил законы и обычаи».