— Это я виноват, Вэйлр. Не оправдал доверия…

— Еще один великомученик, — скривился Лоет. — Ты Тину лично отдал Ржавому?

— Почти, — молодой человек прикрыл глаза, шумно втянул воздух и грязно выругался, кривясь и шипя. Хон уже сидел на ране, заполняя ее своим ядом. — Я… к дьяволу. Ч-щерт. Я слишком был занят своими… твою мать, Хон! Своими переживаниям… Невнимателен… Уберите на х… паука! — вдруг заорал он, и Бонг вновь сунул в рот Альену полотенце, теперь как кляп. Перехватил руки и ловко связал, оставляя их вздернутыми над головой. Затем привязал к койке ноги и отошел.

Лоет изумленно посмотрел на старого друга.

— Зачем мучаешь мальчишку? Он же сейчас съест полотенце! Бонг, просто заштопай…

— Хон его вылечит за несколько дней, — мотнул головой лекарь. — Араны — дыхание жизни. Я не смогу сделать того, что сделает паук. Он настоящий колдун.

— Бонг, мальчику совсем плохо…

— Жизнь не бывает без боли, только смерть дает покой. Вытерпит, Альен сильный, — отчеканил лекарь.

— Иди под хвост дьяволу, Бонг, — Лоет поднялся со своего места. — Не могу на это смотреть. — Он болезненно поморщился, стараясь не глядеть на искаженное лицо молодого человека. — Пусть Хон. Потеряешь мальчишку — я тебя удавлю. — Все же бросив еще один взгляд на Альена, Вэй направился к выходу, зло ворча себе под нос: — Дочь — у кровожадного ублюдка, Умник корчится, будто черти под ним огонь разожгли; где та падаль, что прокляла нас?..

— Жизнь не бывает без боли, — повторил ему в спину Бонг. — Однажды все это станет воспоминанием, а пока будем корчиться.

В назначенный час «Счастливчик» покинул причал в порту города Фредо, направляясь на выход из гавани. Следом за ним двинулась бригантина с кроваво-красными бортами. Бриг вышел в море и остановился, ожидая «Зарю». И, когда бригантина приблизилась, Лоет выкрикнул:

— Где Тина?

— Папенька! — закричала девушка, бросаясь на нос. — Что с Альеном? Они говорят, что… — голос мадемуазель Лоет сорвался.

— Ты погляди на нее, — проворчал Лоет. — Я тут с разрывом сердца, а она об Умнике беспокоится. — После выкрикнул: — Живой! Они тебя обижают?

— Обещали не трогать, если я буду умницей! — прокричала в ответ Тина, покусала губы и решилась: — Папенька, скажите Альену, что он все неверно понял, мы с Дином просто друзья!

— Еще и Дин?! — воскликнул Вэй. — Они меня с ума сведут, право слово!

— Папенька!

— Скажу! — Лоет опустил подзорную трубу, через которую с пристрастием рассматривал дочь, и коротко велел: — Вперед.

«Счастливчик» и «Красная Заря» возобновили движение, увлекаемые ветром и волнами по пути, который должен был стать для одного из кораблей дорогой в один конец.

Море было неспокойно, небо хмурилось, и моряки с тревогой поглядывали на волны, гребни которых венчали белоснежные шапки пены. Тина, примостившаяся у борта, чтобы лучше видеть взлетающий на волнах «Счастливчик», протяжно вздохнула и прикрыла глаза, подставляя лицо брызгам. Вот уже неделю она находилась на борту «Красной зари» и видеть папеньку и дорогих ей людей могла лишь издали.

Пираты поглядывали на девушку, но не трогали; кто-то даже пытался завязать разговор от нечего делать. Если Тина слышала пошлость и непристойные намеки, то отворачивалась, не удостаивая наглеца ответом. Несколько раз матросы пытались настаивать, но хватало окрика Ржавого или его старшего помощника, и от нее отходили, оставляя в покое. Так как почти все свое время мадемуазель Лоет проводила на палубе, вглядываясь в бегущий впереди бриг, то и все попытки завязать с ней разговор происходили на виду у моряков со «Счастливчика». Один раз, когда особо настойчивый пират схватил девушку за локоть, пользуясь отсутствием Ржавого на палубе, с брига раздался пушечный выстрел, и ядро упало недалеко от носа бригантины. Узнав причину недвусмысленного предупреждения, Ржавый избил матроса, и тот забыл о Тине, кажется, навсегда.

То, что с папенькиного корабля за ними постоянно наблюдают, наполняло душу мадемуазель теплом и благодарностью. Так было немного спокойней. Несколько раз ей удалось выпросить у Ржавого его подзорную трубу. Забравшись на нос, Тина долго рассматривала палубу брига, задерживаясь на каждом лице, которое попадало в кружок окуляра. Она увидела папеньку, что-то втолковывавшего господину Даэлю. Увидела Дина и Бонга, стоявших у перил и смотревших в сторону «Зари». За то время, что ей приходилось смотреть на дорогих ей людей издали, Тина поняла, что ужасно по ним скучает. Но особенно тосковала девушка по одному человеку.

Альена Тина видела каждый день; даже с расстояния ей казалось, что она различает каждую черточку его лица. Тину безумно огорчало, что они расстались, поругавшись из-за недоразумения. За эту неделю мадемуазель Лоет думала много, обо всем, что с ней происходило до встречи с Литином и после. Теперь для размышлений у нее было предостаточно времени. К работе на корабле девушку никто не приобщал, да ей и не хотелось: не тот корабль, не те люди. Болтать с командой Тина также не стремилась, не видя достойных собеседников, зато думать выходило много и обстоятельно.

Девушка подолгу разбирала то, что привело к отъезду из отчего дома. Она не испытывала стыда, эту ступень мадемуазель Лоет прошла раньше. Нет, теперь Тина рассматривала свои побеги как бы отстраненно, словно не свои, а кого-то другого. Впрочем, ей так и казалось: словно она наблюдает через окно за девчонкой, живущей напротив. Она видела уличные драки, в которые с таким энтузиазмом кидалась соседка, видела, как она без жалости раздирает платье, влезая за яблоками в сад одного из горожан, не столько ради яблок, сколько из желания именно этого запретного и недозволительного действия. Перелезть через чужой забор, забраться на яблоню и грызть еще неспелые кислые плоды, затем ободрать еще одно дерево, навалив полный подол, и унести ради очередной забавы, закидать мальчишек из ватаги Заморыша. Всевышний! До Тины вдруг дошло, что Заморыш и его приятели, мальчишки, с которыми они со Сверчком воевали, повзрослели раньше самой Тины, несмотря на то что были младше на пару лет. Даже Сверчок. Только сейчас девушка поняла, что его взгляд изменился, стал… серьезней, что ли. Все взрослели, все развивались, и только Адамантина Лоет не желала выбираться из своих коротких платьев маленькой девочки.

Все ее поступки были, как те яблоки из чужого сада, недозрелыми. Где-то бочок зарумянился, но на вкус все еще кислые. Вроде мелькала зрелая здравая мысль, но следовала ей Тина все еще по-детски. Даже если взять ту же девицу, которую она бросилась спасать вместе с Дином. Благородно, справедливо, но неразумно. Теперь Тина смело призналась себе, что все возражения, которые так складно выстроились в ее голове в тот момент, были вызваны лишь одним желанием — все сделать самой и доказать, что она тоже лихой малый и кое-что может. Глупая самоуверенность, и не больше. Как и все ее побеги от учителей и Лисси. Необоснованное баловство, оборачивавшееся каждый раз против нее же самой. И с каждым новым проступком Тина словно пыталась обхитрить судьбу: вчера попалась, сегодня сумею обойти расплату. Но не обходила, только все больше наживала себе неприятностей.