виноградниками и разбросанными домами, за которой тянулась горная гряда. А в глубине долины, куда вела дорога, заблестела река. Коновод почему-то стал пристально и тревожно осматриваться. Когда же его немолодые глаза заметили речную излуку, охнул, с изумлением вымолвил:

— Мать честна! Это самое место... Поверишь, а? Точнёхонько воевали здеся! Наш 12-й Донской полк на прорыв вели. А австрияки газу надули, напустили на нас. В шашнадцатом годе было...

— Немцы газы на французах испытывали, — уличающе бросил Жорик. — Неправду говорите, да.

— Мне, паренёк, нет надобности брехать. За это деньги не плотют. Вот тамочки, по краю лога, и были наши позиции. Должно, ещё ямы от окопов. А удирали сюда, по садам. Многие тогда потравились!.. Я, ребяты, уже на третьей войне. Надоело. Думал, после ранения спишут. Домой закартило. Ан нет. Снова к лошадкам. Видать, большой недочёт в полку.

У зарослей сирени шофёр остановил машину, выжидая, пока пассажиры справят нужду. Возвращаясь, они увидели в руке Регины Ильиничны, стоящей у открытой дверцы, двурогую ветку с пышными, точно закипающими, пирамидками соцветий. Время от времени врач окунала в них лицо и, вдыхая, замирала, восхищённо улыбалась.

— Сразу видать: казачка! Сирень-милушку, как дитя, кохаете, — прочувствованно заметил Иван Иваныч, любуясь непостижимо привлекательной женщиной.

— Ошибаетесь. С казаками связана только профессией, — шутливо пояснила Регина Ильинична, взглянув на Якова. — Я из Ставрополя. Как дела, Шаганов?

— Отлично!

— Не форсите. На первых порах бегайте меньше. Ходьбой разрабатывайте лёгкие.

— Разрешите обратиться! А Фаина... У вас есть дочка? — сбивчиво спросил Яков, вдруг вспомнив, что военврач носит такую же фамилию.

— Да, её зовут Фаиной, — подтвердила военврач, меняясь в лице. — Вы знакомы?

— Очень даже хорошо! Она жила у нас, в хуторе. Вместе мы были и в партизанской группе. Она жену мою спасла! Лидию на поселение отправили. А Фаина её случайно увидела на вокзале.

— Верно, верно... Она писала. Так это вы — тот самый Яков? Лучше не придумаешь. Объявился... Мой пациент!

— А где же сейчас Фаина? В Москве? Можно её адрес?

Регина Ильинична, улыбаясь, вздохнула:

— Моя непоседа неизвестно где, в какой-то странной командировке. Жду ответа третий месяц... О судьбе мужа узнала. Он погиб под Ростовом. В сорок втором. А мы с ней надеялись на чудо... Хотите, покажу фотографию Фаиночки? — предложила Регина Ильинична и взяла с сиденья полевую сумку, вынула блокнот.

Яков на мгновенье смешался, увидев Фаину в гимнастёрке: изменившуюся, с отверделыми чертами лица, с волевым взглядом. Пожалуй, она покрасивела, но как-то грубоватоотчужденно. Возвращая фотографию, Яков признался:

— За год преобразилась.

— Нахлебалась горя. Нет, в письмах она всё та же — романтичная и чистая. Мечтательница...

Километров через семь, на подъёмнике, полуторка заглохла. Сквозь дорожную дрёму Яков слышал, как шофёр вылез, стал возиться в моторе. Затем, вероятно отвечая на вопрос военврача, неуверенно сообщил:

— Бензин кончился.

— Почему кончился? — становясь на подножку, гневно глянула Регина Ильинична.

— Да старшина... Я полный бак просил! А он говорит: тебе хватит до места.

Яков, прикорнувший у борта, быстро встал на ноги. Поднялись и спутники. Регина Ильинична, оглянувшись на них, спрыгнула на землю:

— Мне ждать некогда! В медсанбате — тяжелораненые. Они, наоборот, ждут!

«Опель-адмирал» вынырнул из-за холма, когда Гулимовская в сопровождении казаков вышла на дорогу. Автомобиль-красавец, предназначаемый прежде для генералов вермахта, сверкая чёрным лаком, летел прямо навстречу. Военврач, не сходя с колеи, подняла руку. Лихой шоферюга ударил по тормозам, осадил своего «коня» в метре от стоящей, не шелохнувшейся женщины! Непредвиденная остановка и случайные люди, несомненно, встревожили выскочившего майора. Вскинув пистолет, щеголеватый блондин окликнул:

— В чём дело?!

— Я — хирург госпиталя двести восемьдесят четыре. Направляюсь в медсанбат для экстренных операций. А шофёр израсходовал горючее...

— Вы что, мадам, ослепли? Не видите, чья машина? — проговорил, задыхаясь от негодования, охранник. — Прочь с дороги!

Кто сидел рядом с шофёром, рассмотреть было мудрено. Только кубаночка серого курпея да наполовину утопленное в шарф лицо виднелись из-за высокого капота. Слушая перепалку, неведомый пассажир задвигался. Неспешно оттолкнул свою дверцу и вылез. И в этом человечке в кителе с генеральскими погонами, сверкающими орденами, казаки потрясённо узнали Селиванова. Комкор протянул Регине Ильиничне руку. Она, чуть смутившись, подала свою узкую ладонь.

— Если не ошибаюсь, Регина Ильинична? Самая симпатичная женщина в корпусе? — прищурившись, глухим весёлым голосом уточнил генерал.

— Так точно! Гвардии капитан медицинской службы Гулимовская. Мы едем...

— Я слышал. Не надо... Зоя, — обернулся комкор к бравому водителю, вылезшему на зов. — До Калараша близко. Там в танковой мастерской заправишься. Поделись с доктором.

Помолчав, понаблюдав, как неунывающий Зиновий Бурков сцеживает в ведро нерадивого водителя бензин, Селиванов вновь повернулся к военврачу:

— Я вас с Кизляра помню. И Нину Исааковну Грабовскую, и Соломона Иосифовича Берковича, и Чварона... Я посылал казаков в бой. А вы их с того света возвращали. Зимой в кошарах, при «летучих мышах», в полутьме оперировали. Спасибо великое! Жалею, что врачей мало награждал. Награждал, но — мало!

— Ещё успеете, Алексей Гордеевич. Раненых хватает, — грустно сказала Регина Ильинична. Намётанным взглядом она отметила, как похудел, постарел комкор за последние полгода. На обтянутых скулах пламенел чахоточный румянец.

— Увы. Сдал корпус Горшкову. Принудили лечиться. Вот, в Крым Зоя везёт. В путешествие по чеховским местам, — не без раздражения сыронизировал Селиванов. — Не нужен... Впрочем, я и сам понимаю. Здоровье стало ни к чёрту! Немолод. Одно хорошо: сохранил корпус, довёл до границы.

Комкор закашлялся, выхватил из кармана галифе носовой платок. А когда отнял его от лица и скомкал, на белой ткани багровели крапины крови.

— Хайям по этому поводу верно сказал:

Если подлый лекарство нальёт тебе — вылей!

Если мудрый подаст тебе яду — прими!

— Вы поправитесь, товарищ генерал. В Крыму станет легче, — подбодрила Регина Ильинична, выдерживая его растроганный, прощающийся взгляд.

Проехали недалеко.

Перестрелка на краю деревушки заставила шофёра санитарной машины свернуть с дороги. К ним подбежал ефрейтор с автоматом и объяснил, что квартирьеры наткнулись на двух скрывающихся в крайней хате немцев. Дорога под постоянным обстрелом. Регина Ильинична, взбешённая новым препятствием, сама пошла к командиру спецотряда. Её сопровождал Яков. Старший лейтенант, хмуролицый богатырь, военврачу наотрез отказал:

— Нет! Не пропущу, пока не подавим огневую точку.

— Почему же вы