Я никак не могу понять. Что такого? Вот Донбасс. Да хрен с ним!

КБ: Получалось бы, что они прогибаются просто.

АК: Я приводил этот пример – я не знаю, ты читал его или нет. Когда ты идешь в горы и хочешь с собой приятеля взять. Ты знаешь, что это будет тяжелый поход. Через ледники, через скалы, ползти. Он говорит: я не хочу. «Ну пошли». Не хочу. А вот то-се, а вот купите мне новые ботинки, а вот у меня куртка прохудилась, а вот у меня рюкзак, а давай ты рюкзак вместо меня понесешь. И вот ты его берешь, и из-за него вы никогда не дойдете. Потому что у него в какой-то момент начнется: а я устал, а зря я с вами вообще пошел, а вот теперь несите меня и так далее.

ВФ: И вообще, как же я вас, хохлы, ненавижу.

АК: Понимаете.

КБ: Вот поэтому я и не пошел с вами в горы.

(Смеются.)

АК: Ну видно же, что они не хотят с вами в Европу. Ради чего их на вожжах тянуть?

КБ: Возьмем Харьков. Была идея, что Харьков точно так же будет частью Новороссии. Там говорят по-русски, там прорусский губернатор, Харьков был одним из центров технического образования в СССР.

АК: Там Ландау преподавал.

КБ: Там Мечников закончил университет, Кузнец в Харькове учился и работал. Три лауреата Нобелевской премии связаны с Харьковом. Но оказалось, что он очень даже хочет в Украине оставаться. Понятно, что оставшиеся в Лугандоне очень про-российски настроены. Но если бы в спокойной обстановке, без насилия был проведен референдум, то не очевидно, чем бы он закончился.

АК: Согласились.

КБ: У нас есть пример Абхазии, где жило полмиллиона человек, 300 тысяч выгнали, оставшиеся сказали, что хотят жить отдельно[120].

АК: Я же о другом. Почему они торопились, почему они стали хвататься за оружие? Потому что они встретили непонимание со стороны киевской власти.

ВФ: Они – это кто? Стрелков, Бородай и прочие москвичи?

АК: Подожди. Мы исходим из чего? Если это все, от начала до конца, спровоцированный Путиным процесс, который никакой поддержки в народе не имел, и все бойцы либо купленные Путиным, либо засланные физически граждане России – то это одна картина. Если же там был некий концентрированный раствор и после того как Путин бросил туда кусочки соли, вокруг них сконцентрировалось вещество, которое и так было внутри этого раствора, то это другая картинка.

ВФ: Это как бунт в Детройте. Если в город Ржавого пояса чужой страны внедрить 25 агентов и поднять там великое социальное восстание…

АК: В Детройте оно не поднимется. А если и поднимется, то не из-за того, что туда 25 агентов внедрили, а оттого что какой-то чиновник ребенка задавил на машине.

В Лугандоне оно поднялось, потому что раствор был концентрированным. Путин же бросил эти зерна везде. Он их бросил в Одессе, бросил в Харькове. А проросли они только в Луганске и Донецке.

КБ: Ну «проросли» – это тоже знаешь… Что значит проросли? Там смогли мобилизовать Бородаем. Ну, может, там процент был чуть больше, чем в Харькове. В Одессе вообще можно услышать украинскую речь?

ВФ: Раз в неделю.

КБ: Я туда каждый год ездил, там у нас конференция проходила. Я там не слышал украинской речи.

АК: Вы меня в чем хотите убедить? Я еще раз говорю: нужно было найти форму, в которой дать понять, что никаких препятствий их выходу из состава Украины не будет, если они спокойно, без нервов, ясно и четко, под международным контролем проведут референдум, результатам которого будут следовать. Вот на такое ничего возразить нельзя.

ВФ: Я и не собираюсь.

АК: Что они на это скажут? «Нет, мы все равно захватим!»

КБ: Вопрос же в чем: то, что там проходило, – это даже не симулякр, это грубейшая имитация выборов и референдума…

АК: Слушай, они это сами признают. Ведь что такое минские соглашения? Фактически денонсация результатов этих референдумов. Как это может один человек денонсировать результаты референдума?

ВФ: Это договоренность между Москвой и Киевом о том, чтобы отмотать назад.

АК: О том, что мы признаем, что никаких референдумов не было.

ВФ: Москва, собственно, и не признает этих референдумов.

АК: Хорошо, а те, кто их проводил, они что?

ВФ: Они в кулуарах тусовались и поставили свои подписи в виде фамилий – без должностей и всего.

АК: Нет, ну как может один человек отменить результаты референдумов. Их можно только другим референдумом отменить.

КБ: Это же не референдум был. Они просто сказали: давайте маскарад, который проходил, не будем больше называть референдумом.

Это было бы точно так же, как если бы я сказал: «Я провел в Альпах референдум».

АК: Да, голосовали я и моя жена. Помнишь этот анекдот: в групповом сексе участвовать будете? Нет? Тогда мы вас вычеркиваем.

ВФ: Про восстановление политического процесса в России мы поговорили. Давайте резюмировать.

АК: Каха считает, что, скажем так, потенциал для давления на Кремль существует внутри страны. Я считаю, что, если этот потенциал активизировать, результаты этого давления непредсказуемы. Это может кончиться всеобщей резней.

КБ: Да, конечно.

АК: Которой я, честно говоря, не хочу. Я считаю, что существуют более вегетарианские способы. И давление Запада с помощью жестких экономических санкций, включая эмбарго на экспорт нефти, включая депортацию всех родственников этих кремлевских пидорасов из всех этих их кембриджей, цюрихов, женев и так далее. Просто аннулировать у них визы и под жопу вытолкать обратно в Россию. Все их активы арестовать…

КБ: И это вызовет тот же процесс.

АК: Окей. Резни не будет внутри страны.

КБ: Чеченцы будут резать русских.

АК: Зачем?

КБ: Денег хотят.

АК: А деньги чеченцев никто не арестовывал.

КБ: Два миллиарда долларов давала центральная власть каждый год.

АК: Так она и будет давать.

ВФ: Откуда она возьмет эти деньги, если Запад прижмет?

КБ: У нее не будет двух миллиардов.

АК: Ну, тогда… Тут же еще важен вопрос про ответственность. По крайней мере, кровь будет не на наших руках.