– Уже почти темно, – сказал я. – Если вы хотите еще до ночи добраться до Парижа, вам пора бы уезжать.

Господин Ландзаат глубоко вздохнул и отвел от меня глаза.

– Лаура, ты счастлива? – спросил он. – Скажи мне, что ты счастлива с… с ним. Если ты не посмеешь сказать это при нем, я сразу увезу тебя в Париж. Но если ты сейчас скажешь мне, что в самом деле счастлива, то через десять секунд я буду уже на улице. Но я должен видеть твои глаза. Лаура, пожалуйста. Это единственное… последнее, о чем я тебя прошу.

– Убирайся, – сказала Лаура. – Убирайся прочь, идиот.

Я смотрел на бутылку коренвина – это был скорее глиняный кувшин, чем бутылка. Я пытался оценить, можно ли ею проломить чей-нибудь череп.

– Лаура, посмотри на меня, – сказал господин Ландзаат. – Посмотри на меня и скажи.

Я взял бутылку и взвесил ее в руках. Я делал вид, что хочу налить еще коренвина, а сам между тем оценивал вес бутылки.

– Я счастлива, – сказала Лаура. – Я еще никогда не была так счастлива, как с ним. Еще никогда в жизни. Посмотри мне в глаза, придурок! Посмотри же! Посмотри мне в глаза и скажи, что ты видишь.

Мы стояли на улице возле садовой ограды, а господин Ландзаат пытался завести свой «фольксваген». Казалось, прошло несколько минут, но тут из выхлопной трубы с громким выстрелом вылетело белое облачко. Я обнял Лауру обеими руками и прижал к себе. Я прижался щекой к ее щеке, которая все еще была мокрой.

– Милый мой, – прошептала она мне на ухо. – Сокровище мое.

Машина едва заметно для невооруженного глаза сдвинулась с места на несколько сантиметров. Прошло еще какое-то время, прежде чем мы поняли, что задние колеса безнадежно буксуют в свежем снегу. Господин Ландзаат заглушил двигатель и открыл дверцу.

– Совсем никакого сцепления, – сказал он, выйдя из машины.

Он пнул ногой заднее колесо, а потом сделал несколько осторожных шагов в сторону дороги. Почти сразу он поскользнулся – или сделал вид, что поскользнулся.

– Каток, – сказал он.

Я почувствовал под своей курткой руку Лауры, ее пальцы под свитером и футболкой, ее ноготки на моей коже.

– Мне в самом деле очень неприятно, – сказал господин Ландзаат. – Я хотел уехать. Вы видели, что я ушел. Но это не в моей власти. Может быть, здесь есть какая-нибудь гостиница, в этой деревне?

10

За туннелем пейзаж меняется. Не буду пытаться описать этот пейзаж, – думаю, вы видите то же, что и я. Сначала там еще видны портовые краны, трубопроводы и заводские трубы сахарных заводов, мигающие огоньки над опорами высоковольтных линий, но за туннелем все становится более плоским и пустым. Белый дым из башенных градирен атомной электростанции. Вдоль дамбы высокими штабелями составлены красные и синие контейнеры с надписями вроде «Ханджин» и «Чайна шиппинг». Дорожное покрытие состоит из неряшливо придвинутых друг к другу бетонных плит, как будто это только временная дорога, которая уже завтра может лежать где-нибудь в другом месте.

Сделав несколько поворотов, я оставил градирни и контейнеры у себя за спиной, в зеркале заднего вида. Передо мной открывается новый пейзаж – с дамбами, обсаженными рядами тополей, с лугами, на которых кое-где пасутся овцы или лошади, с кирпичной колокольней вдалеке.

В романе – в выдуманном рассказе – следует, как уже сказано, по мере возможности избегать совпадений. Совпадение более уместно в действительности. Действительность – его идеальное охотничье угодье. Только в реальной жизни совпадения случаются сплошь и рядом.

Ни в «Годе освобождения», ни в «Расплате» ничто не оставлено на волю случая. Случайность делает писателя и его рассказ не заслуживающими доверия, в этом вы слишком хорошо отдаете себе отчет. Поэтому в ваших книгах тщательно сведены концы с концами. Дети могут найти дорогу в освобожденную часть Нидерландов, потому что старший из двух мальчиков когда-то, за много лет до этого, был там с родителями на каникулах. Немецкий офицер-перебежчик понимает нидерландский язык (чего не сознают те, кто его допрашивает), потому что до войны в Берлине у него был недолгий роман с голландской девушкой. «Не окажется ли эта голландская девушка той самой девушкой, которая прячется в укрытии близ Западной церкви?» – спрашивает себя тогда читатель. А если они дальше в рассказе и впрямь встречаются (при менее счастливых обстоятельствах), можно ли тогда назвать это совпадением?

В «Расплате» происходит нечто подобное. Учитель истории Ландзаат (в своей книге вы назвали его Тер Брехтом – слишком надуманная фамилия, на мой вкус) по дороге в Терхофстеде (Даммердорп в «Расплате») в машине слушает по радио прогноз погоды. Он знает, хотите вы намекнуть, что позже в тот же день пойдет снег, что надвигается сильный снегопад. Значит, он учитывает, что может застрять в Терхофстеде, заставляете вы читателя думать вместе с вами. И все-таки он едет. Здесь книга отклоняется от действительности. Действительность, как это часто бывает, гораздо проще. Пожалуй, господин Ландзаат надеялся, что Лаура встретит его иначе, но я не думаю, что он когда-нибудь интересовался прогнозами погоды.

Он уже стоял на улице, в свежем снегу. В ту минуту он, наверное, искренне хотел уехать. Даже сегодня, спустя столько лет, я в этом все еще твердо убежден.

Стало быть, представим себе, что снег не пошел или его выпало совсем мало, – тогда историк в самом деле уехал бы. Он провел бы остаток рождественских каникул у друзей в Париже. У вас не было бы никакого сюжета для книги – во всяком случае, для этой. За неимением лучшего вам, возможно, опять пришлось бы писать книгу о войне.

Вот и рынок в Х. Разок объезжаю весь город и наконец паркую машину у того самого крепостного вала, который накануне видел на открытке.

Мой план таков: иду в кафе что-нибудь выпить. Завязываю разговор с барменом или официантом. Через какое-то время невзначай произношу вашу фамилию. Да, писатель. У него же дача где-то здесь поблизости? Сразу после этого меняю тему. Где в Х. лучше всего поесть мидий? Если немножко повезет, я пойму, в какую примерно сторону надо ехать, чтобы найти белый дом с номером, который оканчивается на единицу.

Но все идет не так. Случай явно обосновался в Х. задолго до моего приезда. На террасах вокруг рыночной площади полно посетителей. Оглядывая столики в поисках свободного места, за одним из них я вижу ее. Она сдвинула противосолнечные очки на макушку. На столике перед ней полупустой бокал белого вина. Возле ее бокала стоит еще один. Бокал красного лимонада с соломинкой. Верхний конец соломинки скрывается в детском ротике.

Сам-то я могу только радоваться такому решению. Я благодарен случаю. Я могу пропустить все эти поиски, как, наверное, пропустил бы их в книге. А заодно и описания пейзажей и лиц. У книги, у выдуманного рассказа, наверняка есть читатели, которые будут кричать, что они считают все это случайным совпадением. Может быть, они даже бросят читать.

А вы – нет, думаю я. Вы не бросите. Делаю вид, что обвожу взглядом террасу. Как будто ищу свободный столик или хотя бы кресло. Напротив кресел, которые заняты вашей женой и дочкой, есть свободное. На нем стоят пакеты с покупками, но, если убрать эти пакеты, кто-нибудь сможет сесть.