но уже отсутствует упоминание о ее работе в женской гимназии[129]. Если дата рождения Юрия Андропова верна, то стоит поискать его свидетельство о рождении именно в Москве. Вот только беда, пишут, что метрические книги о младенцах, появившихся на свет в 1914 году в районе Большой Лубянки, в архивах не сохранились[130]. Но так ли это? В действительности в архиве сохранились метрические книги нескольких церквей близ Большой Лубянки. Их просмотр дал любопытный материал и интересные случаи из жизни, но не об Андропове.

Остается не проясненным, где и как мог быть зарегистрирован Андропов и под какой фамилией? Можно не сомневаться, православная Евгения наверняка крестила младенца. Прибывший из финских земель в Россию Карл Флекенштейн был лютеранином. Его жена Евдокия, скорее всего, тоже. Намеки исследователей биографии Андропова на его еврейское происхождение документального подтверждения не имеют. Кстати, известно, что в Великом княжестве Финляндском и в Москве лицам иудейского вероисповедания не дозволялось селиться (в Москве делали исключение только для купцов первой гильдии)[131]. Может быть, когда-нибудь удастся найти запись о рождении Юрия Андропова. Это стало бы важным открытием. Подлинная дата его рождения, как и место появления на свет, до сих пор вызывают серьезные сомнения.

Наиболее жгучий интерес у широкой публики всегда вызывал вопрос о национальности Андропова. Вот уж — всем вопросам вопрос! Вообще-то, не сменись власть в 1917 году, у Андропова в паспорте значилось бы только вероисповедание, причем к огорчению его недругов — православное (по матери). Царские паспорта не имели графы «национальность». Но вот при советской власти эта графа приобрела особое значение. И представители некоторых наций испытали это на себе в 1940–1950-х годах, да и в более поздние времена. Если заглянуть в партийные анкеты, национальность Андропова обозначена четко — русский. Ну и казалось бы — какие сомнения? Человек ведь сам выбирает национальную принадлежность по одному из родителей.

Но не таковы наши патриоты-почвенники. Смотрят не в паспорт. И вот что пишут об Андропове: «Предпочел скрыть свое истинное национальное происхождение. И это лучшее доказательство того, что он был кровно связан с еврейством. Это доказывается (то есть подтверждается) его неретушированными фотографиями, где семитские черты проглядывают порой весьма явно»[132]. И в кулуарах ЦК КПСС в бытность Андропова о нем шептались — «полукровка».

О подлинной истории рождения Андропова можно только строить предположения. Главный вопрос — об отце. Историк Денис Бабиченко, например, пишет: «Факты неумолимы: за год до начала Первой мировой войны мать будущего генсека просто не могла оказаться в Осетии и выйти там замуж за железнодорожника Владимира Андропова, который, по воспоминаниям Юрия Владимировича, безбожно пил. По большому счету так можно говорить лишь о горячо нелюбимом отчиме, а не о родном отце.

Напомним, в заявлении от 1932 года будущий генсек напишет, что отец его умер в 1916 году, и тогда все сходится. Предположительно, родной отец Андропова либо оставил семью, либо просто умер в Первопрестольной. А может быть, даже на фронте, если слух о том, что он служил в царской армии, соответствует истине. Будущий же генсек вместе с матерью все это время жил в Москве, скорее всего, вплоть до февраля 1917 года. Затем мать, очевидно, благодаря богатому приданому смогла повторно выйти замуж, уехав на окраину империи, что дало впоследствии возможность исправить свою биографию, а заодно место рождения и фамилию сына»[133].

Есть и более экзотические версии происхождения Андропова: «…его мать была служанкой в доме богатого еврейского торговца, который дал беременной любовнице богатое приданое и выдал замуж за подвернувшегося под руку холостяка»[134]. И это, кстати, довольно популярная версия. Она получила хождение в чекистском коллективе на Лубянке с приходом туда Андропова. За ним как будто бы закрепилась кличка «Ювелир», и сослуживцы так и полагали, что ювелирную лавку на Большой Лубянке держал именно отец Андропова[135].

Гипотетическое троекратное замужество матери Андропова подается порой в весьма одиозном ключе. И объясняется как чуть ли не некий продуманный план по заметанию следов. Будто отцом Андропова был Вэлв (Владимир) Либерман — еврей из Польши, он работал телеграфистом на станции Нагутская. Его жена Пеня (Евгения) Флекенштейн после его смерти переехала с сыном Григорием (Юрием) в Моздок, где вышла замуж за «кудрявого грека-железнодорожника Андропуло», который усыновил мальчика. Фамилию, понятно, русифицировали, переиначив в Андропова[136]. Какова судьба «грека Андропуло» молва умалчивает, да и обходит стороной как уже неважную деталь третье замужество матери Андропова. О гипотетическом папе Андропова Вэлве Либермане как о сослуживце своего отца-железнодорожника говорил в одном из интервью обиженный Андроповым бывший первый секретарь Краснодарского обкома Сергей Медунов[137].

Но такие версии были особенно популярны, когда еще не были известны документы личного дела Андропова (его автобиографии), и публицисты из числа «русофилов» искали очевидные доказательства «еврейства» Андропова. Теперь эти версии отпали за ненадобностью, хотя в определенных кругах они все еще весьма популярны и кочуют из статьи в статью.

И все же. Почему Евгения Карловна в 1914–1916 годах не сменила фамилию, как это бывает при замужестве? Ребенка родила, а был ли муж? Ну если судить по опубликованному в газете извещению о смерти Карла Флекенштейна, то был. Там ведь русским языком сказано — среди скорбящих есть зять. Но вот кто он, ну хотя бы фамилия?

О Владимире Андропове, числящемся отцом согласно свидетельству о рождении Юрия Андропова, известно совсем мало и только то, что отражено в более поздних бумагах и автобиографии самого Андропова. Инженер-путеец, работал на станции Беслан (или Моздок). Его отец (дед Андропова по отцу) работал в Ростове-на-Дону инспектором реальных училищ[138].

Есть совсем уж романтическая версия, как и когда произошло знакомство Владимира Андропова с Евгенией Флекенштейн. Студент Императорского Московского института путей сообщения Владимир Андропов, возможно, снимал жилье на Александровской площади у Евдокии Флекенштейн, вынужденной сдавать комнаты внаем после потери магазина. Его институт располагался буквально рядом. Владимир и Евгения, у которой на руках уже был сын, какое-то время находились в свободных отношениях. Когда Владимира исключили из института за пьянство, он предложил Евгении оформить брак, и супруги уехали сначала в Ростов к родным мужа, а затем перебрались на Северный Кавказ, на станцию Беслан[139]. С собой взяли из Москвы и Анастасию Журжалину, нянчившую Юрия с 1915 года. Через пару лет Владимир умер, и Евгения овдовела.

Все бы ничего, вот только поиск Владимира Андропова в списках личных дел студентов Московского института инженеров путей сообщения за