— 128 руб. 50 коп., в июле — 111 руб., в августе — 150 руб. и в сентябре — 136 руб. 80 коп. Правда, как водится, пришлось ему потратиться на общественное благо — подписался на заем. В итоге за эти же пять месяцев вычет на заем составил 28 рублей[169]. И все же на руках должны были остаться хорошие по тем временам деньги. Но то ли деньги утекали сквозь пальцы, то ли жизнь была дорога, а пришлось ему писать бумагу с просьбой о пособии.

В ноябре 1933 года он пишет в комиссию по распределению пособий: «Прошу комиссию обеспечить меня пособием, т. к. я средств к существованию не имею. Кроме того, родных у меня тоже нет»[170]. Вот это да! Только что отчим его разыскивал, просил дать знать о себе, а Юрий пишет — родных нет.

В зимние каникулы 1934 года Юрий все-таки отправился в Моздок[171]. Но в летнюю навигацию опять забывал писать домой. Отчим вновь напомнил о себе, написав 5 июля письмо в техникум, в котором жаловался, что с 29 апреля 1934 года не имеет от пасынка вестей[172].

В навигацию 1934 года сбылась мечта Юрия Андропова — его зачислили третьим помощником капитана на пассажирский пароход «Механик», курсировавший на линии Рыбинск — Тверь. Вот он — капитанский мостик и белый китель. Пароход — ровесник Андропова, построен в Нижнем Новгороде в 1914 году. Его мощность составляла 180–200 лошадиных сил, длина — 50, ширина — 8 м[173]. И в конце 1950-х старенький «Механик» еще числился в Верхневолжском пароходстве и ходил по Волге, пока в 1963 году не был передан в порт Ярославля, где позднее его разрезали на металлолом.

Капитан «Механика» в характеристике по итогам навигации отметил, что Юрий Андропов «оправдал свое назначение и через короткий срок был мною зачислен в штат команды на должность III помощника капитана, где проявил удивительную способность к судовождению, интересуясь каждой мелочью. Дневные вахты вахтенного начальника нес вполне самостоятельно с большим знанием своего дела»[174]. За все время, отмечалось в характеристике, «не имел ни одного выговора или замечания ни по одной линии»[175]. И в характеристике профорга судна от 19 октября 1934 года Андропов назван «первым и примерным работником», он был ответственным редактором судовой стенгазеты, состоял членом столовой комиссии, проводил читку газет в красном уголке, проводил занятия в кружке[176]. И в техникуме Андропов на хорошем счету. За время обучения его премировали шесть раз как отличника учебы[177].

Юрий Андропов

1930-е

[Архив СВР]

Возможно, Андропов так и шел бы в пароходстве вверх и дослужился бы до капитана, а там бери и выше. Но подвело зрение. Оно серьезно ухудшилось за несколько лет. Еще в 1931 году он проходил медицинское освидетельствование на предмет поступления в военно-учебное заведение и был признан годным[178]. В 1935 году ему по возрасту полагалось отправиться в Красную армию. Но на врачебной призывной комиссии выяснилось — негоден по зрению. Юрия в армию не взяли и комиссовали[179]. И водить суда ему уже не пришлось. В навигацию 1935 года он всего лишь инструктор практики в своем техникуме, хотя и с весьма ответственными задачами: проверка хода практики и вербовка новых учащихся для техникума[180]. Юрий в постоянных разъездах. Вернулся в техникум лишь 1 ноября. У него даже паспорт оказался просроченным — пропустил обмен[181].

Пароход «Механик»

[Архив СВР]

Теперь его общественная активность переросла в основную профессию. Юрий Андропов начал комсомольскую карьеру. В январе 1936 года был избран комсоргом своего техникума. И тут же 1 февраля политотдел пароходства отправил его на важное мероприятие в Горький — конференцию Верхневолжского бассейна[182]. А дальше — больше. Попал делегатом на 1-ю Ярославскую областную конференцию ВЛКСМ[183].

В протоколе заседания квалификационной комиссии 6 апреля 1936 года по итогам выпускных испытаний Андропову была выставлена оценка «хорошо» с выдачей диплома на звание «штурман 1 разряда речного и озерного торгового флота СССР»[184]. При всем своем старании оценку «отлично» он не получил. Но теперь Юрий Андропов хоть небольшой, но начальник: 15 мая 1936 года его назначили инструктором по обследованию практики студентов отделения судовождения с правом инструктировать студентов, работающих на пароходах, закрепленных за пристанями Калинин, Ярославль, Юрьевец и Горький[185]. Опять беспокойное лето и сплошные разъезды.

В мае 1936 года Ярославский обком комсомола собрал совещание секретарей комитетов комсомола вузов, техникумов и рабфаков. Комсорг Рыбинского техникума Андропов 24 мая бойко выступил, рассказав о политучебе, которой было охвачено более 200 комсомольцев техникума, об успеваемости учащихся и подготовке пропагандистов. Казалось бы, рутина, главное, охватить всех идеологической работой. Но вдруг в самом конце речи Андропов, конечно, в порядке общей критики и самокритики выступил с воинственным заявлением, в котором обратился прямо к присутствующему на совещании первому секретарю обкома комсомола Борису Павлову:

«Тов. Павлов — это совещание должно быть зубастым. Вы это совещание должны использовать для того, чтобы устроить мордобой горкомам и райкомам и отделам студенческой учащейся молодежи. Вы должны извлечь выводы, также и наши работники, в частности т. Скворцов, которому поручена эта большая работа в Обкоме. Поэтому надо побольше остроты, а у вас совещание идет мирно, тогда как у вас должна быть ругань, конечно, я имею в виду политическую ругань. Совещание должно носить особый характер остроты, тем более сейчас потому, что греха нечего таить — по техникумам не видно, что прошел съезд комсомола, а вы выступаете только с отчетом, что сделано. Конечно, надо знать, что делается, но надо говорить о том, как дальше делать, как руководить горкомом и райкомом, как вам самим работать, и надо всемерно разрешить основную практическую задачу — надо учиться, а отсюда складывается все, вплоть до того, что если у вас вонь в техникуме, то это мешает учиться, а у вас, когда входишь в техникум, чувствуется вонь из уборной»[186].

Поразительное по уровню демагогии и наглости завершение речи. Нет, конечно, если все списать на комсомольский задор и неопытность, помноженную на свойственную молодости категоричность, то понятно. Но все же, как понимать это повторяющееся «вы должны»? Это кто к кому обращается, где тут такт и субординация? Речи остальных участников совещания не были столь нарочито хамскими. И этот жаргон из подворотни