деталь – таинственное исчезновение людей. У Бигля исчез племянник, что стало причиной получения наследства погибших Хиггинсов. У миссис Дайсон исчез муж, и теперь ее ничто не останавливает в отношениях с мужчинами. Мистер Бэнкс стал владельцем судостроительной империи Хоппера после исчезновения мистера Хоппера, который, кстати говоря, хорошо относился к подающему надежды молодому сотруднику! Ну, а миссис Винкерс получила свою нынешнюю фамилию и положение сразу после исчезновения всей ее семьи. И если газеты не врут, то родители девушки были против этого брака, и уже собирались увезти свою дочь в Европу…

– Интересно… Но что, если это лишь нелепое совпадение?

Джонсон серьезно посмотрел на Тима.

– Да, в жизни и не такое бывает, но… Но ты, Тим, сам веришь в такие совпадения? Вот и я нет.

Вдруг до Тима дошло, куда клонит Джонсон, и эта догадка будто ударила его током.

– Ты думаешь, что все эти смерти во сне – тоже неспроста? Думаешь, им кто-то… мстит?

Джонсон снова посмотрел на Тима, и улыбнулся.

– Я бы не стал говорить о мести – здесь мстить не за что. А самое главное – не кому. Нет, дело не в мести.

– А в чем тогда? Ты считаешь, что все эти люди не просто умерили – их убили. Но кто и зачем?

– Этого я не знаю. Но я очень хочу узнать, и ты только что укрепил меня во мнении, что все это не зря. Ох, Тим, не зря.

Друзья еще долго разговаривали, и только под утро, когда небо затянуло серыми облаками, и заморосил мелкий холодный дождь, Джонсон вернулся домой. Но и здесь он не мог заснуть, заполняя пепельницу мятыми окурками, а блокнот – мелкими буквами, схемами и одному ему понятными рисунками.

14

… – Джонсон? Почему-то я даже не удивлен. Что вам опять надо?

– Бигль убил своего племянника.

– Что?! Не говорите глупостей. Это дело закрыто, э-э-э…

– Восемь лет назад. – помог инспектору Джонсон.

– Да, восемь лет назад. Потому что не было найдено ни состава преступления, ни каких-либо доказательств. Мы обшарили весь город и ничего не нашли!

– Потому что Бигль растворил тело Билли Хиггинса в серной кислоте.

В трубке повисла пауза.

– Вы выдумываете, Джонсон.

– Нет, я нашел доказательства.

Джонсон не спеша рассказал все, что знал об этом деле, и об открытии Тима. Инспектор слушал не перебивая, лишь иногда недовольно посапывая в трубку.

– Вы уверены, что это тело Уильяма Хиггинса?

Теперь настала очередь Джонсона молчать. Да, он думал об этом. Ведь могло быть так, что найденные останки вовсе не принадлежать Билли. Но Джонсон был уверен, что прав.

– Нет, я не могу подтвердить личность убитого. Это не в наших и не в ваших силах. Но я видел это убийство.

– Что?! Что вы несете?! Я считал, что вы образумились, а вы снова за свое!

– Нет, я не снова «за свое». Я действительно видел момент убийства – он записан в том самом сне, от которого умер Бигль.

– Мы вдели этот сон, и нет и намека на убийство ребенка в серной кислоте.

– Инспектор! Вам ли не знать, что мы видим чужие сны не так, как видят их заказчики!..

– Вот именно, Джонсон, вот именно!

– А я смог увидеть.

Снова повисла тишина. Инспектор переваривал только что услышанное.

– Это невозможно.

– Я тоже так думал. Но в этом мире еще есть люди, которые на знают слова «невозможно», и поэтому он еще не безнадежен.

– Как?

– Я не знаю, честно. Я не разбираюсь в технических деталях. Но поверьте мне – теперь я могу видеть чужие сны. И во сне Бигль убил своего племянника, растворив его в ванной с серной кислотой. А через одну или две недели вылил содержимое ванны на заднем дворе дома Хиггинсов. Я взял и исследовал почву с того места, и там обнаружилось доказательство этого преступления.

– Но вы не сможете доказать, чье это тело.

– Да, не могу, и это самое слабое место моей версии. Это могут быть останки какой-нибудь собаки. Но я уверен, что это несчастный Билли Хиггинс.

В трубке снова наступило молчание. Было слышно, как инспектор раскуривает свою сигару, что происходит только тогда, когда он раздумывает над заинтересовавшей его проблемой.

– Я охотно поверю вам. Но только в том случае, если вы приведете мне более надежные доказательства. А сейчас ваша версия построена на домыслах, и это делает ее совершенно бесплодной.

– Инспектор, я знал, что вы это скажете. Но я не мог не рассказать вам о своем открытии, потому что это может быть вам интересным.

– Странно это слышать от вас. С чего вдруг такая доброта? Вы даже во времена службы в полиции неохотно делились своими предположениями, предпочитая раскрывать дела в одиночку. Что случилось, Джонсон? Вам нужна помощь официальных лиц?

Могло показаться, что инспектор злорадствовал или даже ликовал от того, что Джонсон не может справиться с делом, потому что никакого дела на самом деле нет. Но детектив не обращал на это внимания. Или делал вид, что это нисколько не задевает его достоинство.

– Ну что вы! Просто я за это дело не получу ни цента, да и вы не считаете это дело делом, поэтому я могу рассказывать вам все. Вы же все равно не верите. Но наступит момент, когда вы сами придете ко мне за помощью.

– Что?! Ха-ха-ха! Да никогда! Мне ваша помощь не нужна, особенно в этом мифическом деле!

– Ну что ж, не нужно, так не нужно. Спокойной ночи, инспектор, и привет жене.

– Ха-ха! И вам того же!

Детектив положил трубку, из которой раздавался смех инспектора, но этот смех не мог ни обидеть, ни поколебать точку зрения Джонсона. Он был уверен в своей правоте, хотя уверенность эта и зиждилась на довольно зыбких доказательствах. Которые и доказательствами-то назвать нельзя. Ну право – кто в здравом уме поверит снам!

15

Работа с элитой Бигтауна – неблагодарное дело, чреватое депрессией и даже физическими травмами. Элита не любила частных детективов, но охотно пользовалась их услугами, когда в этом возникала острая необходимость. Пользовалась, платила, но держала язык за зубами и не скрывала своего презрения. Эти чертовы частные детективы столько миллионеров сделали нищими! Эти безликие люди, теряющиеся в толпе, работая на одних миллионеров, раскрывала измены, экономические преступления и просто непристойное поведение других миллионеров – супругов, конкурентов, родителей, дальних родственников, детей, компаньонов…

Но Джонсон не жаловался. Ему это нравилось.