— У меня их немного, одежда, пара книг. Я одолжил свою квартиру другу и живу в отеле теннисного клуба.

— Одежда… — Она повторяла за ним, как слабоумное эхо, но не могла заставить себя осознать его слова. — Но… ты не… ты же не думаешь…

Он нахмурился, открывая дверь и впуская в прихожую яркие солнечные лучи.

— Мы поженились, чтобы у моего сына была семья, а не бывающий набегами отец. Естественно, мы будем жить вместе. А ты что думала?

Она с трудом соображала, сердце отчаянно частило. Она определенно не думала об этом. Она вообще сознательно ни о чем не думала, потому что не хотела видеть очевидного, не хотела понимать, что властный Макс, любящий переписывать мир под себя, перепишет и ее мир. Перспектива была слишком подавляющей: Макс в непосредственной близости, постоянно в ее доме, где она будет видеть его, прикасаться к нему, возможно, даже ждать от него чего-то. Ужасно.

— Твой дом, — продолжал Макс, не замечая или просто игнорируя шокированное выражение ее лица, — намного лучше подходит для того, чтобы растить ребенка. Потом я куплю нам другой дом, я приметил неплохой недалеко от пляжа…

— Нет.

Она помотала головой.

— Нет?

— Мы не можем переехать, это будет слишком тяжело для Этана. Он еще не совсем привык к тебе.

— Верно.

Макс обвел взглядом ее простой дом, совершенно не похожий на роскошные особняки, к которым он привык. Впрочем, разница совсем не беспокоила его, судя по всему. Может быть, ей стоило порадоваться такому отношению, но она не могла. Ее голова была занята придумыванием эффективного довода, который предотвратит или хотя бы отложит переезд Макса к ней. Однако слова никак не давались. Несколько минут Макс ждал, а когда она так ничего и не сказала, бросил:

— Отлично, значит, решено, — и ушел.

Прижимая мокрую футболку Этана к груди, Джиллиан прислонилась к стене и тут же оттолкнулась от нее. У всего есть границы. За этот день на нее обрушилось столько всего, что просто не было времени установить их.

Она позволит ему жить здесь, если он хочет этого, она даже поможет ему устроиться ради Этана, но, если он думает, что она станет выполнять свой супружеский долг, он ошибается. По крайней мере, ей хотелось в это верить. Однажды Макс уже сокрушил ее надежды и мечты, больше она не позволит себе надеяться и мечтать. Да, той ночью она хотела его, но он застал ее врасплох, это была минутная слабость.

Макс вернулся ровно через час с дипломатом и сумкой. Джиллиан открыла дверь, готовая сразу выложить ему свои условия, но он заговорил первым:

— Мне будет нужен ключ:

Джиллиан взяла связку с полки и сняла с кольца ключ.

— Вот. Можешь приходить и уходить из моего дома и моей жизни, когда захочешь.

Горечь прорвалась в ее голос, и Макс удержал ее, когда она отвернулась, крепко взял за руку и внимательно посмотрел в лицо:

— Я войду. Но уходить не собираюсь.

— Однажды ты уже ушел от меня.

— Да. Но я здесь не ради тебя, а ради Этана.

Разумеется. Она знала это, но все равно почувствовала себя униженной. Знай свое место. Ей надо запомнить раз и навсегда — до нее ему нет дела.

— Я не стану бежать от ответственности.

— Он не просто ответственность, он маленький мальчик.

— Он мой мальчик.

— Наш, — поправила она.

Если есть вещи, которые должна помнить она, есть и кое-что, чего не должен забывать он. Макс отпустил ее руку.

— И прежде чем ты поймешь, — продолжала Джиллиан, — прежде чем ты решишь, действительно ли это то, что тебе нужно, он полюбит тебя всем сердцем, и если ты уйдешь, ты ранишь его, оставишь шрам. — Совсем как было с ней. — Он будет расти с чувством вины, думая, что что-то сделал не так.

Он прищурился, и вдруг воцарилась звенящая тишина.

— Что ты недоговариваешь? — наконец спросил Макс.

— Ничего.

Он всегда видел ее насквозь, всегда бил в цель.

— Кто ушел от тебя?

Она сглотнула. Неужели ее так легко прочитать?

— Мы никогда не говорили о твоих родителях.

— Как и о твоих.

— Но с моими ты встретилась. Ты сказала маме, что не знаешь своего отца.

Его голос был мягкий, успокаивающий.

«Утаить или рассказать?»

— Моя мать — удивительный человек, — начала Джиллиан. — Мой отец так и не смог решить, хочет ли он быть с нами. Он то приходил, то уходил, а когда мне было четыре, ушел окончательно.

Это было так давно, но она до сих пор чувствовала ту боль, стыд и непонимание. Всю жизнь она боролась с чувством, что это она во всем виновата, и сделает все, чтобы Этану не прошлось столкнуться с этим. Макс смотрел на нее с жалостью и нежностью, в которых она не нуждалась.

— Прости, — наконец сказал он и провел кончиками пальцев по ее щеке. — Он потерял больше, чем вы. — Макс опустил руку, тепло ушло из его взгляда. — В отличие от твоего отца я все решил. Я не уйду ни сегодня, ни завтра, я останусь с вами, пока Этан сам не уйдет из этого дома.

Это было все, что она хотела услышать, но поверить не осмелилась.

— Я знаю, ты полон благородства. Но если ты однажды решишь, что благороднее будет уйти?

Он покачал головой:

— Я не уйду. Что мне сделать, чтобы ты поверила?

— Сиди с ним ночами, когда он болеет. Не злись, когда молоко брызжет на твой включенный ноутбук. Отменяй свои великосветские мероприятия, если не можешь найти няню. Откажись от игры в гольф по выходным. Поменяй свою шикарную машину на более подходящий для отца автомобиль.

— Я сделаю это, Джиллиан. Я хочу, чтобы это стало моей жизнью.

— Посмотрим.

— Сомневаешься во мне?

— Да.

Он даже не представлял себе, что его ждет.

— Что ж, я это заслужил, — сказал он. — Время покажет, что ты ошибаешься.

— Время покажет, что один из нас ошибается. — Она отвернулась от его стального взгляда. — Надеюсь, это буду я. Пойдем, покажу тебе дом.

— Джиллиан.

Он снова поймал ее за руку и сжал запястье.

Она медленно повернулась к нему.

— Я не хотел делать тебе больно. Тогда, три года назад. Я хотел уберечь тебя от боли.

— Ты и не сделал, — соврала она. — Мы оба знали, что собой представляли наши отношения.

Он выпустил ее руку, и она пошла вверх по лестнице. Макс последовал за ней.

— Моя комната, — указала она на первую — плотно закрытую — дверь, ее последнее неприступное убежище.