– А почему Рудик не работает? – наивно спросила Мика.

– Да ты что! Знаешь, сколько он работает?! – возмутилась Глаша. – Да он только и живет этим своим театром! Он же, не представляешь, какой талантливый! Он мне сам рассказывал – ему даже из «Мосфильма» письмо приходило, сниматься звали. Только он не согласился.

– Да ну, – восторженно прошептала Мика, не в силах поверить. – Прямо из «Мосфильма»?! Офигеть! Я тоже хотела сниматься в кино, а мама сказала: не позорь наши седины, ты дальше дверей киностудии не пройдешь… И чего? Он прямо вот так взял и отказался? Он что, совсем идиот?

– Сама ты идиотка, – огрызнулась Глаша. – Он просто понимал, что, если в эти сериалы попадешь, у тебя никакого времени не останется на собственное творчество. А у Рудольфа – режиссура! Собственные постановки! Свой актерский состав! Ну и как он все это бросит?!

– С ума сойти, – задыхалась от удивления Мика. – Это он… он такой талантливый?

– Не такой, а еще талантливее! – солидно кивнула Глаша. – Вот поэтому я и стараюсь его от всяких бытовых хлопот оградить. А Димке все равно, он Рудольфа заставит работать на какой-нибудь стройке, и все – прощай, театр! Прощай, моя пьеса, прощай, наше с Рудиком великое будущее! А как «прощай», если Рудик решил провернуть новый проект, а потом заснять его на пленку и послать в Москву?! Ты ж понимаешь, не вечно же талант в землю зарывать…

– Ничего себе! А можно мне к вам в театр прийти? – спросила Мика.

– Ну а чего ж, конечно! Завтра как раз спектакль. Я Рудольфу скажу, он тебя проведет. Ты только позвони ему часиков в девять вечера, сегодня у него генеральная.

Мика энергично кивнула и торопливо полезла в сумку за блокнотом, чтобы записать номер телефона Рудольфа. Очень кстати ей под руку подвернулся кошелек, и она тут же отсчитала Глаше вчерашнюю зарплату, даже еще прибавила две купюры, от полноты чувств.

Хоть день с самого начала и не задался, Глаша по этому поводу ничуть не переживала – зато она уж точно попадет к мужу на репетицию. Хотелось своими глазами увидеть, как в самодеятельном театре идут дела. Ведь когда-то она сама была активисткой и не пропускала ни одной репетиции… Золотое это время, кажется, ушло безвозвратно.

Когда она вернулась, муж еще спал. Она тихонько прошла на кухню и, стараясь его не будить, приготовила завтрак – сырники со сметаной. Рудик очень любил сырники, и чтобы сметаны побольше. А кофе чтобы обязательно горячий!

Рудольф появился в дверях, когда сырники уже лежали в красивой тарелке, а в чашках дымился кофе.

– Гла-а-аш, – обрадовался супруг. – Как здорово! Ты сегодня пораньше, да? А я думал, буду спать, пока ты не придешь! Вот хоть тресни – не проснусь! А ты так быстро… Ух ты, сырнички! Со сметанкой!

Он шумно уселся за стол и схватил ложку. От хорошего настроения Рудик просто искрился.

– Глаш, я сегодня, может быть, попозже приду, все же – генеральная, сама понимаешь, а ты мне к завтрашнему дню рубашку приготовь, ту, которую я недавно купил. Завтра на спектакль в ней пойду.

– Она уже готова, – усмехнулась Глаша. – Я сегодня тоже на репетицию пойду, а то уже так соскучилась.

Рудольф даже ложку отложил:

– А чего это ты? Здрассьте! Режиссер притащился со своей половиной! Я ж не Верблюдовская! Это за ней все время муж таскается!

– Ну… а что такого? – растерялась Глаша. – Мне теперь нельзя и в театр зайти? На премьеры ты меня не пускаешь, а у вас одни и те же спектакли по нескольку раз не ставят, народ не ходит. И что мне делать?

– Отдыхать! – резко ответил Рудольф. Его, конечно же, сильно задела фраза про непросвещенный народ. – Ты вот сегодня отработала, а завтра тебе опять генералить! И надо постараться как следует, потому что я хотел бы, чтобы тебе аванс выдали дня за три вперед – надо за аренду заплатить.

Глаша шмыгнула носом:

– Рудик… не получится с авансом… Меня муж Мики уволил.

– Я так и знал! – треснул кулаком по столу Рудик. – Ну ни на что не годна! Неужели было трудно хорошо убирать? Вот скажи, ты хоть что-нибудь умеешь?

– Рудик, я хорошо убирала! Но он вспомнил, что видел меня у дороги… когда я в роль продажной женщины вживалась, и сказал, что проституткам не место в его квартире!

Рудольф прищурил глаза и вдруг спросил:

– Так… ты все-таки тогда заработала деньги, да? И скрыла?

Глаша онемела на секунду, а потом выпалила:

– Дурак! Ты что такое несешь?! Чтобы я! Заработала?! Да ты… ты хоть немного думай, что говоришь!! И вообще, я больше не собираюсь ни в кого вживаться! Мне Мика сказала, что я могу с таким-то опытом в кино сниматься!

– Да уж, велик опыт, – фыркнул Рудольф.

– Велик не велик, а есть, – обиделась Глаша. – Ладно, я не буду ходить на твои репетиции! И на спектакли тоже! Накоплю денег и… в театр Пушкина схожу, так и знай!

Рудольф на столь вопиющее предательство даже не отреагировал. Он доел сырники, медленно выпил кофе, но выходить из-за стола не торопился. Все так и сидел, уткнув лицо в ладони. Его прекрасные волосы пробивались сквозь пальцы ленивыми волнами, и Глаша в который раз залюбовалась своим Ромео. Подойти бы сейчас к нему, обнять, сказать слова верные… только в голову лезет какая-то совсем ненужная дрянь.

Глаша походила по комнате и, чтобы не наломать еще больших дров, залезла в ванну. Когда она вышла, Рудика уже дома не было, супруг отправился на репетицию.

Конечно, Глаша в театр в этот день не пошла. Просидела у телевизора, провозилась с костюмом Рудика, а потом уткнулась в книгу. Так и прошло время. Муж вернулся очень поздно. Обычно после репетиций он всегда приходил веселым и радостным, но сегодня выглядел задумчивым и хмурым. Глаша хотела обсудить с ним вечер в театре, но тут Рудольфа начали донимать звонками. Так происходило всегда. Именно в последний день перед спектаклем артисты вдруг забывали тексты, на многих сваливались неожиданные идеи, например, в корне поменять постановку. И со всеми своими переживаниями они лезли к нему, к Рудику, в результате чего тот, вместо того чтобы расслабиться и набраться сил перед премьерой, доходил до белого каления, потом отключал телефон и совсем опустошенный валился в кровать и засыпал. Сегодня вечер прошел как обычно: Рудик с кем-то переругивался, кого-то уговаривал, успокаивал, кого-то даже материл в трубку, а потом плюнул и убежал в спальню. Глаша не успела пожелать ему спокойной ночи – через минуту из спальни уже доносился звучный храп.

– Нет, он на этой работе сгорит! – пожаловалась она сама себе и тоже отправилась спать.

Следующий день снова был серым. Рудольф хмурился, а Глаша пыталась хоть как-то его развеселить. Она-то знала, что ему никак нельзя идти на премьеру в таком настроении.

– Рудик, посмотри, по телевизору юмористическую программу показывают! – звала она его к телевизору. – Мне так этот юморист нравится! Я прямо умираю от смеха! Он на нашего Ромео похож, на дворника! Ну посмотри же!