– Да мне теперь уже все равно! Прошу вас, сделайте же что-нибудь! Скажите моему мужу, чтобы он успокоился! А то он каждый свой монолог только вам посвящает, даже неловко! Отпустите Рудика, и я его утащу в другой ДК! Все равно, как вы говорите, здесь к нему на спектакли никто не ходит.

– Ну, я не сказала, что никто… Ходят, немного, правда, то есть настоящие ценители, но… они получают истинное удовольствие… Вот и я… сегодня как раз решила… сходить…

Глаша от радости сжала кулаки и скорчила трубке кривую рожицу. А в телефонную трубку томно вздохнула:

– Нет, он окончательно от вас сойдет с ума… Я прямо не знаю… вам придется настоять! Все равно ваш супруг не даст Рудольфу спокойно работать, опять начнет говорить, что никто на спектакли не ходит, что аренда…

– Ой, да я вас умоляю! Найдем мы деньги на аренду, пусть мальчик развивается! Так вы говорите, он мне посвящает свои монологи? Боже, как это романтично! Вот что, голубушка! Мне совсем некогда с вами беседовать! Мне еще надо позвать на спектакль своих подруг, они просились, я же вам говорила – Рудиков у нас дико популярен! А вы, милочка, не звоните сюда больше! Не дело это ревновать людей искусства, ясно вам?!

Глаша только кивнула, потому как отвечать ей было уже некому – в трубке послышались короткие гудки.

– Ну вот и хорошо, – потерла руки Глаша. – Сейчас Казимир на некоторое время от Рудика отстанет, Карповна его в бараний рог скрутит, а уж как Рудик будет от этой копны отбиваться, пусть сам думает.

Глаша от души похохотала и снова полезла в газеты – а ну как самое доходное рабочее место она проглядела!

Рудольф пришел со спектакля, увидел раскиданную кипу прессы, и его немного поправившееся настроение снова погибло.

– Вот какая умница! Она уже мне и работку подыскивает, – ядовито усмехнулся он.

– Ну почему тебе? – весело улыбнулась Глаша. – Это я себе.

– Я тебя прошу, – поморщился Рудик. – Ну не надо только придумывать! Кто тебя возьмет по этим объявлениям? Для твоего трудоустройства нужен мощный блат! Прямо-таки железобетонный! Например, твой братец! Кстати, а почему ты еще к нему не обратилась? Он что, тебе не доверяет? Или ему жалко для единственной сестрицы лишней копейки? Так ты ж работать будешь, а не за милостыней ходить. Меня разочаровывают ваши родственные отношения. Сам живет как сыр в масле, а тут – хоть загнись!

– Но… Димка же тебе тоже предлагал… как сыру… Он ведь тебя звал, когда у него новое отделение открывалось, – робко напомнила Глаша.

– А я-то тут при чем? – искренне удивился Рудольф. – Это ты его сестра, пусть тебя и устраивает! Он мне вообще чужой человек.

Глаша скрипнула зубами. Это был ее самый больной вопрос – Рудольф никак не хотел расписываться! Они жили вместе уже больше двух лет, и прекрасно жили, но вот настоящей женой Глаша так и не стала, не хотел Рудольф в загс. Пару раз Глаша пыталась завести с любимым разговор, дескать, пора бы уже и расписаться, чего ж они… неизвестно кем друг другу приходятся? Да и Димка с Галочкой все время спрашивают, что у них за отношения. Но Рудик держался кремнем.

– У меня к загсам стойкая неприязнь. И чего тебе не хватает? Моей фамилии? А я думал, тебе нужна моя любовь.

Глаша немедленно принималась убеждать его, что, дескать, да, именно любовь! Тогда Рудик быстренько чмокал ее в макушку и разводил руками:

– А любовь никаким штампом не приклеишь! Так что давай будем наслаждаться жизнью без лишних организаций!

И Глаша наслаждалась. Но нет-нет да и грустно становилось: что ж, она так и не наденет свадебного платья? И марш Мендельсона никогда не сыграют только для нее и Рудика? Но каждый раз любимый так умел ее утешить, что мысли эти быстро забывались. А что же теперь? Получается, если Димка ему никто, так и Глаша тоже? И потом, ну как до Рудика донести, что Димка может устроить Глашу к себе в любой момент, но именно в этот же момент он вышвырнет Рудика из квартиры? Конечно, все знали, что жилплощадь принадлежит Глаше, но Галкины умненькие папа с мамой, когда уезжали из города в далекую, желанную деревню, так и остались здесь собственниками. И Димка легко мог выставить Рудольфа Семеновича Пудикова как неизвестно кого.

– Да убери ты эту макулатуру, прилечь некуда, – устало вздохнул Рудик. – И чего там искать? Так бы и сказала, что мне глаза замазываешь, можно подумать, я не понимаю…

– А вот и не понимаешь! – подмигнула Глаша. – Я уже нашла! Подработку! Так что… с понедельника выхожу.

Она сказала, что устроилась работать в семью, где срочно требуется няня на вечерние часы, и быстро потащила мужа (а Глаша Рудольфа считала только мужем!) на кухню – баловать ужином. За ужином она ловко выяснила, приходила ли Лидия Карповна. Оказалось, приходила, да не одна, а с целой ватагой престарелых подруг. Глаша тут же высказалась по поводу того, как растет популярность самодеятельного театра Рудика. В общем, мир в доме был налажен. Очень скоро Рудольф отошел, его чистый лоб разгладился, брови перестали дергаться, и возлюбленный даже снизошел до того, что в красках рассказал, как прошел спектакль. Уж что-что, а рассказывать он умел! Глаша буквально задыхалась от смеха, когда он описывал, как старичок Игнат Борисович позабыл слова и шпарил вовсю монолог из прошлого спектакля. А напыщенная Верблюдовская, которая играла его молодую любовницу, все время злилась и орала за кулисы:

– Ну запихайте же нам суфлера в будку! У этого артиста воспалился склероз!

Весь вечер супруги провели в теплых разговорах, а наутро Глаша, тяжело вздыхая, собралась на работу.

В своей библиотеке она уже просто не могла находиться. Народу – никого. Ну хоть бы кто-нибудь с магазином спутал, что ли. Облезшие полки, старенький столик… И для кого поставлен в углу этот древний диван? Можно подумать, тут толпы людей. И диванчик для удобства им предложен. Издевательство, насмешка… И что Глаша здесь делает? Ведь есть же у кого-то интересная работа, и бегут они на службу, как на свидание. А у некоторых там даже романы случаются. Женщины утром красятся, наряжаются, прически каждый день делают, а тут… хоть бы кто в окошко заглянул, поинтересовался, работает заведение или уже погибло давно?

– Глафира Макаровна, – появилась в дверях заведующая. Вот уж кто был здесь на своем месте! Маленькая глава пыльных полок и паутины! – Глафира, необходимо разослать письма должникам! У нас двенадцать человек так и не удосужились вернуть книги, надо этим людям напомнить…

– Они уж вымерли, наверное, – уныло проговорила, думая о своем, Глаша. – У нас лет сто никто не появлялся.

– Глафира Макаровна, что вы себе позволяете?! – взорвалась Зинаида Васильевна. – С какой стати наши читатели начнут вымирать? А если и так… надо прийти и… сообщить родственникам, что мы оставляем им эти книги как акт утешения.

– Хорошее утешение, – пробурчала Глаша себе под нос. – Им бы денег, тогда б утешились…

– Не меряйте всех на свой пошив! – дернула губой Зинаида. – Это вас могут утешить только деньги!