Ноэми посмотрела ему в глаза:

— Ты действительно в это поверил?

— Я привык, что они постоянно меня преследуют, и, вероятно, стал слишком небрежным. Мне жаль, что я втянул тебя во все это.

Помолчав, она ответила:

— Ты не виноват.

— Ты наверняка изменишь свое мнение, когда я покажу тебе вот это. — Он вытащил свой телефон из кармана.

— Что это? — Она взволнованно посмотрела на него.

Он показал ей заголовок статьи: «Наследный принц станет папочкой!» Под заголовком была его фотография в бутике. У него за спиной стояла Ноэми; ее голова была повернута в сторону, а лицо частично скрыто. Лыжная шапочка и солнцезащитные очки прибавляли ей анонимности.

Под фотографией была надпись: «А кто же мамочка?»

Макс не удивился, увидев сегодняшние заголовки в газетах. Он не понимал только одного: почему личность Ноэми по-прежнему остается для журналистов загадкой.

Увидев заголовок и фотографию, Ноэми ахнула и сильнее побледнела. Потом она прочла статью, в которой кратко описывалась жизнь Макса и его возможное восхождение на престол.

За прошедшие годы папарацци написали о Максе кучу лживых статей. Согласно их заявлениям, он сбегал из страны, отрекался от трона и даже стал членом профессиональной рок-группы. Ни одна из статей не была близка к истине. Но сегодняшняя статья повлияет на его семью сильнее всего, поэтому он обязан немедленно вернуться в Останию.

Ноэми протянула ему телефон. Если раньше ее лицо было бледным, то теперь оно приобрело серый оттенок. А потом, не говоря ни слова, она выбежала из комнаты. Ее снова тошнило.

Макс напрягся от разочарования. Он не сумел позаботиться о матери своего ребенка. Разве ему удастся заботиться о целой нации?

Он решил, что Ноэми поедет с ним в Останию. Только там он сможет обеспечить ей безопасность и благополучие, и там они начнут строить планы на будущее.

Сердце Ноэми колотилось как сумасшедшее. После происшествия в бутике она поняла, что не сможет жить с Максом нормальной жизнью. Она — богатая наследница, а он — наследный принц. Это означает, что ни у кого из них не будет никакой приватности, ни сейчас, ни потом.

Она села на холодный плиточный пол в ванной комнате и прислонилась спиной к стене. Она справилась с тошнотой, то от стресса у нее разболелись голова и живот.

Послышался стук в дверь.

— Ноэми, как ты?

— Ты можешь войти.

Дверь медленно открылась. Макс стоял на пороге и хмурился.

— Ты плохо выглядишь, — заявил он.

— Спасибо. Именно это хотят услышать все женщины.

— Прости. Я хотел сказать…

— Я знаю, что ты хотел сказать. Я просто иронизирую.

Он подошел к шкафу, где лежали чистые полотенца, взял одно, сел рядом с ней и осторожно прижал полотенце, смоченное в холодной воде, к ее лбу.

— Может быть, это поможет, — сказал он.

Прохладное полотенце и близость Макса успокаивали Ноэми. Но внезапно ей в голову пришла тревожная мысль.

— Папарацци видели, что ты ехал ко мне?

Макс покачал головой:

— Ты думаешь, я бы стал так рисковать твоим спокойствием?

— Нет. Но они могли случайно тебя заметить.

— Они толпятся за воротами виллы, в которой я остановился. К счастью, там есть охрана. Один папарацци прокрался на территорию виллы, но его быстро поймали. Мне удалось приехать к тебе незамеченным на другой машине. Папарацци следят за моим внедорожником.

Она облегченно вздохнула:

— Спасибо. — Убрав полотенце ото лба, она встала. — Извини за беспокойство.

— Тебе не надо извиняться. Тебе сейчас нелегко. Ты беременна, а тебя достают папарацци.

— По крайней мере, они не знают, кто я.

— Пока.

— По-твоему, они не сдадутся, пока не узнают, с кем ты был в бутике?

Он кивнул.

— Они будут гоняться за нами, как голодные собаки за костью.

— Как ты можешь так жить? — Популярность Ноэми не могла сравниться с тем, что переживал Макс, за которым по пятам ходили журналисты.

Он откашлялся.

— Кто-то назовет мою известность привилегией. Я же считаю ее проклятием. Но, наблюдая за своим отцом, я знаю, что журналистов можно использовать во благо. Мне просто жаль, что ты оказалась в этой неприятной ситуации.

— И именно поэтому я должна от всего этого избавиться. — Она думала над своим решением всю ночь.

Сначала Макс ничего не сказал. Словно ему показалось, что он ослышался. Потом его глаза потемнели.

— Ты хочешь избавиться от нашего ребенка? — спросил он.

Она скрестила руки на груди:

— Как такое могло прийти тебе в голову?

Он потер затылок:

— А что я должен думать?

— Я просто хочу, чтобы ты ушел. Официально тебя ничто не связывает с этим ребенком. Я никому ничего не говорила.

— Но я его отец. — Он поджал губы, и его подбородок дрогнул.

Она отвернулась от Макса и прижала руки к прохладному граниту раковины.

— Если ты никому ничего не скажешь, никто не узнает. Каждый из нас пойдет своим путем.

Она видела его отражение в зеркале и понимала, что Макс недоволен ее заявлением. Ей тоже не хотелось расставаться с ним окончательно, но они должны быть реалистами.

Скандал не принесет пользы их ребенку. Ноэми не желала, чтобы люди указывали пальцем на их малыша и шептались. Она не хотела, чтобы папарацци прятались в кустах и выпрыгивали оттуда, пугая их сына или дочь. Она не желала, чтобы ее жизнь походила на цирковое представление.

— Приведи себя в порядок, — произнес Макс почти равнодушным тоном.

Она знала, что в глубине души он не такой спокойный или отрешенный. Но он отлично скрывал свои настоящие чувства.

Когда дверь ванной комнаты закрылась, Ноэми прижала руку к животу:

— Ну, малыш, похоже, я все испортила.

Ноэми хотела выбраться из той ситуации, в которой она оказалась.

Макс знал: она говорила о нежелании жить той жизнью, которая будет у нее с наследным принцем. Но, судя по всему, она не понимает, что ее ребенок — наследник Остании.

Они будут вместе, нравится ей это или нет.

Макс прошел на кухню, где взял немного крекеров и заварил чай. Он отнес все в гостиную и стал ждать Ноэми. Он должен немедленно вернуться в Останию, вместе с Ноэми.

Через несколько минут она пришла в гостиную.