Лорд Сиклиф вздрогнул и оторвал взгляд от страницы. Воображение принялось за свои игры. Он готов был поклясться, что как раз услышал именно такие звуки. Доносились они как будто со стороны окна. Он снова прислушался. Нет! Полная тишина. Он снова погрузился в рассказ и прочитал: «Нашим глазам открылось странное зрелище. У стола на деревянном стуле сидел доктор Гримсби Райлотт, облаченный в длинный халат. Подбородок его был вздернут, жуткий взгляд неподвижных глаз устремлен на угол потолка. Лоб его охватывала странная желтая лента в коричневых пятнах, словно бы туго затянутая вокруг головы.

Я шагнул вперед. Тотчас непонятный головной убор зашевелился, и из волос доктора стремительно поднялась плоская ромбовидная голова на раздутой шее омерзительной гадины…»

— Фу-у… — сказал Окоселый.

Он закрыл книгу и отложил ее. Голова у него разболелась сильнее прежнего. Лучше бы выбрать для чтения что-нибудь другое! Такой книгой себя не убаюкаешь. И вообще людям не следует писать подобное.

У него екнуло сердце. Опять! Опять это шипение. И на этот раз он уже не сомневался, что доносится оно от окна.

Он повернулся к окну. И уставился на него, окаменев. Через подоконник неторопливо и изящно переползала змея. И, переползая, она приподняла голову и прищурилась, словно близорукий человек сквозь очки. У края подоконника она помедлила, а потом, извиваясь, спустилась на пол и поползла через комнату. Окоселый не мог оторвать от нее глаз.

Питера — поскольку он был очень чувствительной змеей — глубоко ранила бы мысль о том, как его появление подействовало на обитателя этого номера, узнай он об этом. Сам он не испытывал ничего, кроме теплейшей благодарности к человеку, который открыл окно и дал ему возможность укрыться от довольно знобкого ночного воздуха. С той самой секунды, когда сумка открылась и выбросила его на подоконник этажом ниже, он терпеливо ждал такого спасения. Он был змеей, невозмутимо принимавшей любое развитие событий, и был готов терпеливо дожидаться дальнейшего, но последние часа два ему все больше хотелось, чтобы кто-нибудь принял какие-то меры и спас его от замерзания. У себя дома он спал на пуховой перинке, и каменный подоконник никак не устраивал змею с устоявшимися привычками. Он благодарно заполз под кровать Окоселого. Там лежали брюки, так как его гостеприимный хозяин раздевался не в том настроении, когда снятую одежду аккуратно складывают и бережно кладут на стул. Питер оглядел брюки. Нет, не пуховая перинка, но все-таки лучше, чем ничего. Он свернулся на них и уснул. После дня, полного треволнений, он был рад погрузиться в сон.

Минут через десять Окоселого немного отпустило. Сердце, которое словно бы устроило себе передышку, снова забилось. Разум утвердился в правах. Он заглянул под кровать и ничего не увидел.

Окоселый понял все. Он сказан себе, что ни секунды по-настоящему не верил в Питера как в реально живого. Само собой разумелось, что никакой змеи в его номере быть не могло. Окно выходило в пустоту. Его номер находился в нескольких этажах над землей. И когда Окоселый поднялся с кровати, у него на лице застыло выражение суровой решимости. Выражение, свидетельствующее, что он переворачивает страницу и начинает новую жизнь. Он оглядел помещение в поисках орудия, с помощью которого мог бы осуществить замысленное деяние, и в конце концов вытащил металлический прут, на котором висела занавеска. Использовав его как рычаг, он вскрыл верхний ящик из шести, стоявших в углу. Мягкое дерево затрещало и раскололось. Окоселый вытащил укутанную соломой бутылку. Долгий миг он стоял и смотрел на нее, как глядят на друга, приговоренного к смерти. Затем со внезапной решимостью направился в ванную. Раздался звон бьющегося стекла и бульканье.

Полчаса спустя в номере Арчи зазвонил телефон.

— Послушай, Арчи, старый волчок, — сказал голос Окоселого.

— Эгей, старый стручок! Это ты?

— Послушай, не мог бы ты заскочить сюда на секунду? Я в некотором раздрыге.

— Абсолютно! Какой номер?

— Четыре сорок один.

— Буду у тебя без задержек или в один момент.

— Спасибо, старик.

— А в чем трудность?

— Ну, правду сказать, мне померещилось, что я вижу змею.

— Змею!

— Расскажу подробнее, когда придешь.

Арчи застал лорда Сиклифа сидящим на краю кровати. Атмосферу пронизывало смешанное благоухание различных коктейлей.

— Ого! А? — сказал Арчи, вдыхая носом.

— С этим полный порядок. Я выливал свои запасы. Только что покончил с последней бутылкой.

— Но почему?

— Я же тебе сказал. Мне померещилось, будто я вижу змею.

— Зеленую?

Окоселый слегка содрогнулся.

— Жутко зеленую!

Арчи заколебался. Он учел, что бывают моменты, когда молчание — золото. Его мучило злополучное положение старого друга, и теперь, когда судьба предложила выход, было бы опрометчивым вмешаться для того лишь, чтобы развеять тревогу старого стручка. Если Окоселый встал на путь исправления, потому что думает, будто увидел воображаемую змею, лучше скрыть от него, что змея была настоящей.

— Чертовски серьезно! — сказал он.

— Сверхчертовски серьезно! — согласился Окоселый. — Я с этим кончаю!

— Отличный план!

— А ты не думаешь, — спросил Окоселый с легкой надеждой, — что змея могла быть настоящей?

— Ни разу не слышал, чтобы отель предоставлял их постояльцам.

— Мне показалось, что она заползла под кровать.

— Ну так посмотри.

Окоселый вздрогнул:

— Только не я! Послушай, старый волчок, ты понимаешь, что в этой комнате мне не заснуть. Так я подумал, ты не позволишь мне всхрапнуть у тебя?

— Абсолютно! Пять сорок один. Прямо над этим. Вот ключ. Я тут немножко приберусь и через минуту буду с тобой.

Окоселый надел халат и исчез. Арчи заглянул под кровать. Над брюками возникла голова Питера с обычным выражением приветливого любопытства. Арчи дружески кивнул и сел на край кровати. Непосредственное будущее его маленького приятеля требовалось обмозговать.

Он закурил сигарету и некоторое время пребывал в размышлении. Затем поднялся на ноги. Озарение — не иначе. Он подобрал Питера и опустил его в карман своего халата. Затем вышел из номера и начал подниматься по лестнице, пока не достигнул седьмого этажа. На полпути по коридору он остановился перед дверью.

Изнутри через открытую фрамугу в коридор лился ритмичный храп достойного человека, предавшегося отдыху после дневных трудов. Мистер Брустер всегда спал очень крепко.

«Выход всегда найдется, — философски подумал Арчи, — если типчик подумает хорошенько».

Храп его тестя зазвучал басистее. Арчи извлек Питера из кармана и бережно уронил его за фрамугу.