языковой системы, в широких типологических сопоставлениях систем разных языков и, наконец, в понимании самой науки о языке как единого целого, как целостной структуры, связанной с рядом смежных наук»[12].

Все это совершенно правильно. Но только здесь возникает два сомнения. Во-первых, можно ли допустить, что прежняя сравнительная грамматика индоевропейских языков, устанавливая, скажем, наличие носового звука в вин. падеже ед. числа в разных языках, не преследовала задач цельного охвата данного явления, а оставалась только при разрозненных фактах? И, во-вторых, Вяч.В. Иванов, к сожалению, здесь не разъяснил, что он понимает под терминами «структура», «система» и «типология». В таком общем и некритическом смысле, в каком Вяч.В. Иванов употребляет эти термины, их всегда употреблял всякий лингвист, в том числе и младограмматики. Насколько можно судить по дальнейшему изложению, Вяч.В. Иванов выдвигает, в сравнении с индоевропейской грамматикой, на первый план момент исторический. С его точки зрения, отсутствием этой точной хронологии как раз и отличается традиционная сравнительная грамматика индоевропейских языков. По-видимому, и самый термин «типология» тоже связывается у Вяч.В. Иванова с установлением более точных хронологических отношений, чем это делала младограмматическая школа. Но понятие структуры от этой слишком общей установки отнюдь не делается ясным.

К этому следует добавить, что подробное изучение литературы по структурной типологии заставляет приходить к печальному выводу всякого, кто хотел бы отдать себе полный отчет в логической природе употребляемых здесь методов. Многие исследователи, работающие в области структуральной лингвистики, не стремятся к логической последовательности своих методов и часто употребляют их весьма смешанно. В этом нет ничего удивительного, поскольку структуральная типология языков является наукой весьма молодой и наличные в ней логические противоречия скорее являются в ней признаком ее роста, чем ее бессилия.

У нас имеются неплохие обзоры работ по структуральной типологии[13]. Однако обзоры эти касаются по преимуществу содержания самой типологии, не входят в область логической характеристики методов этой последней. Тем не менее структуральная лингвистика всегда и уже с самого начала претендовала на логическую ясность своих методов, противопоставляя себя в этом отношении традиционной лингвистике. Поэтому к структуральной типологии следует подойти прежде всего с точки зрения логики употребляемых ею методов, что, впрочем, требует значительных усилий. Предлагаемое в настоящем разделе рассуждение может претендовать только на предварительный анализ.

Сначала мы укажем некоторых авторов, у которых (по крайней мере в отдельных работах) весьма неясно расчленяются эмпирический и индуктивный метод, основанный на накоплении большого количества фактов, с одной стороны, и с другой стороны – метод априорный и дедуктивный, который накладывает как бы сверху теоретически-формулированные категории на хаотическую массу наблюдаемых языковых фактов, стараясь тем самым превратить беспорядочное множество явлений в закономерное целое. Самая эта противоположность эмпиризма и априоризма, а также индукции и дедукции, уже давно приобрела в современной науке, безусловно, новое значение, которое исключает их прежний антагонизм и когда-то остро переживавшуюся их несовместимость. Но это обстоятельство как раз и требует создания новой теории науки. Приведем несколько примеров недостаточно четкого использования обоих методов, когда первое место начинает занимать то эмпиризм, то априоризм, то весьма слабо мотивированное их смешение. Необходимо также обратить внимание на то, какие теперь вырабатываются формы структуральной типологии, основанные на последовательном и логически-продуманном совмещении индукции и дедукции и на попытках ликвидировать их вековой антагонизм.

Примером методологической путаницы может явиться известный доклад Р. Якобсона в 1957 г. на VIII Международном лингвистическом конгрессе в Осло, посвященный вопросу о соотношении типологии и сравнительного языкознания[14]. Не анализируя этот доклад, мы укажем только на его противоположную оценку у двух советских лингвистов. Вяч.В. Иванов с большой похвалой отзывается об этом докладе Р. Якобсона. Но, как правильно излагает Р. Якобсона Б.А. Серебренников, типология языков у него построена только на понятии изоморфизма и не занимается никакими вопросами времени и места появления соответствующих языковых фактов.

«Изоморфизм», как передает Б.А. Серебренников слова Р. Якобсона, «может объединять различные состояния языка или две фазы двух различных языков, независимо от того, существуют ли сравниваемые языки смежными по территории, родственными или не родственными»[15].

По Р. Якобсону, типология далее должна быть установлением иерархии элементов, из которых состоит данная языковая система. Но, как ясно из этого доклада, иерархия понимается здесь весьма статично; и как правильно отмечает Б.А. Серебренников, в докладе Р. Якобсона совершенно не показано, как устанавливаются подобного рода языковые иерархии и какова конкретная методология, применяемая Р. Якобсоном[16].

Излагая ту работу Р. Якобсона (1942), в которой он конструирует свою языковую иерархию, Б.А. Серебренников констатирует, что эта иерархия построена у данного ученого не на основании исторического изучения языков, а на психологии и физиологии ребенка или на анормальных явлениях человеческой речи, и уже потом такая абстрактная схема априорно постулирована как необходимая для исторического языкознания. Тут Р. Якобсон конкретно обнаружил всю антиисторическую природу своей концепции изоморфизма, на которой строится у него языковая типология.

«Все это объясняется тем, что метод доказательства у Р. Якобсона антиисторичен по своей сущности»[17].

И эта критика Р. Якобсона у Б.А. Серебренникова мне представляется вполне убедительной. Да и сам Вяч.В. Иванов, не согласный с Б.А. Серебренниковым в оценке доклада Р. Якобсона, все же пишет о докладе этого последнего:

«Речь идет об установлении законов статического (разрядка моя. – А.Л.) соотношения между элементами языковой системы»[18].

Таким образом, связать типологию языков с их историей не удается ни Р. Якобсону, ни Вяч.В. Иванову, не говоря уже о полной невыясненности у них понятия структуры, модели, системы и типа.

В сравнении с этим гораздо проще и естественнее поступает Б.А. Серебренников, который вслед за А. Мейе[19] наблюдает те одинаковые переходы, которые фактически имеют место в языках и которые он называет «типовыми линиями развития». Тут у него приводится достаточное количество яснейших и простейших примеров[20], которые нам нет нужды здесь воспроизводить. Но эта ясность достигается у него только тем, что он понимает термин «тип» в самом обыкновенном общепонятийном смысле. А то суждение, в котором он пытается на основании положений А. Мейе дать точное определение типа, логически весьма уязвимо:

«…типологические исследования имеют своей основной целью выявление в различных языках общих типов изменений в области фонетики и морфологии, синтаксиса и развития значений»[21].

Это – логическая ошибка idem per idem: типологическое исследование есть исследование типов. Поэтому лучше уж оставаться в пределах общепонятного значения термина «тип»; а если давать его философско-логический