Хорошо бы и ей так. Десять секунд, и все забыто.

Сашка, несмотря на уверения в несерьезности ее состояния, по ночам отодвигался как можно дальше, будто брезговал прикасаться. За все время секс получился всего дважды: торопливый, жалкий и как будто снисходительный, от которого хотелось не блаженствовать, а рыдать. А после секса Сашка убегал в ванную и долго стоял под душем, остервенело натирая свои причиндалы мочалкой, хотя раньше так никогда не делал. Он избегал прикосновений и больше не трогал Ульяну сам, словно она уже лежала в гробу и разлагалась. В его взгляде появилось что-то неприязненное, а улыбка казалась фальшивой.

«Все правильно, матушка, – хохотал плотный комочек в груди. – А ты как думала? Сейчас твой молодой кобель найдет сучку поздоровее, и будут они жить-поживать со своим племенным выводком. Только ты этого не увидишь!»

Самолет был не то, чтобы совсем пустым, но свободных мест хватало, даже в бизнес-классе несколько кресел остались незаняты. Сашкины оправдания выглядели бессмысленными. Похоже, он действительно торопился удрать. Она и сама хотела удрать, трусливо, бросив к чертям тропический рай. Возможно в маетной и суетливой, как муравейник Москве нервы и успокоились бы. Торопливо швыряя вещи в чемодан, Ульяна бегло подумала, что если Сашка прав, и у нее действительно нет ничего серьезного, отдохнула она довольно бездарно. Даже сувениров друзьям не прикупила.

Она нисколько не удивилась, что в Шереметьево ее никто не встретил. Было бы даже удивительно, если бы Сашка стоял у трапа с букетом цветов, а потом на руках нес до лимузина. Усаживаясь в такси, Ульяна зло усмехнулась: сейчас приедет домой, а там на столе прощальная записка: «Дорогая, не поминай лихом, наша встреча была ошибкой.»

И пустые плечики в гардеробе. Финита. Ушел, кавалер!

Ульяна все-таки не выдержала и позвонила, но трубку никто не снял. Впрочем, неудивительно. Ранним утром Сашка, нагулявшийся по ночным клубам, еще спал, и мог проспать полдня. Так что пропущенный вызов еще ничего не значил, но в душе уже заклубилась тревога. И что теперь? Вадику позвонить или Лерке. Они всегда в курсе происходящего, вот только позориться не хотелось. К тому же придется сказать, что возможно, заболела.

Вадик будет ахать, всплескивая наманикюренными ручками. Лерка погладит по плечу. Возможно, они даже напьются вместе. А потом эта сладкая парочка разнесет по всей Москве весть об Ульяниной болезни, старательно приукрашивая и нагнетая страху. На работе начнут шептаться, сочувственно кивать и шарахаться, как от прокаженной. И в итоге все равно выгонят под благовидным предлогом: мол, не можете же вы, дорогая, в таком состоянии, справляться со столь трудными обязанностями. Надорветесь!

Наливаясь злобными мыслями, Ульяна смотрела в окно такси, и даже не заметила, как добралась до дома. Пока шофер выволакивал из багажника ее чемодан, она бросила торопливый взгляд на понатыканные у подъезда автомобили.

Сашкин «мерседес» стоял на месте.

Ульяна торопливо бросилась к дому, втащила ставший совершенно неподъемным чемодан по ступенькам, утрамбовала в лифт и, добравшись до своего шестнадцатого этажа, ввалилась в квартиру.

Сашка, развалившись на кровати, спал лицом вниз, сунув под щеку руку. Ульяна с минуту смотрела на него, чувствуя, как с души сваливается тяжелый груз, а потом не спеша разделась и легла рядом, обняв за плечи.

– Ты уже прилетела? – сонно спросил он.

– Прилетела, – прошептала она.

– Все хорошо?

– Все хорошо, – ответила Ульяна. – Все будет хорошо.

В Москве все было по-старому.

Сашка, карьера которого вроде пошла в гору, дома почти не бывал. Ульяна чувствовала, что их и без того нестабильные отношения рушатся, и понимала, что вскоре придется расстаться, даже если с ней все в порядке. Особенно, если все в порядке. Ей хотелось думать: все в порядке, все хорошо, все прекрасно. Померещилось…

На пятый день чашечку лифчика пришлось буквально отдирать от кожи. Присохшие к ткани выделения источали гнилостный запах. Сашка похрапывал рядом. Стараясь не разбудить его, Ульяна сползла с постели и поплелась в ванную. Встав под душ, она тупо стояла, не в силах пошевелиться. Вода, с чуть слышным запахом хлорки, текла по лицу, волосам, попадала в рот, заставляя отплевываться.

Опустив вниз рычаг смесителя, она еще немного постояла, помотала головой, словно мокрая собака, и, стянув со стиральной машинки сложенное вчетверо полотенце, принялась яростно вытирать волосы. Белье лежало под ногами, словно дохлый осьминог, омерзительное и пугающее.

Что делать? Куда податься? Ей вдруг захотелось домой. Ткнуться в мамину титьку и выплакаться, забыв, что она сильная женщина, и даже моментами роковая, если верить таблоидам. И чтобы мама пожалела, как в детстве, когда Ульяна разбивала коленки, падала с велосипеда и переживала первую любовь. И как все вынести, если сильные и временами роковые женщины не должны плакать. Не положено им, воинствующим амазонкам, проявлять слабость.

Швырнув испорченный лифчик в корзину с грязным бельем, Ульяна села на бортик ванны и вздохнула. Тянуть дальше было нельзя. Зеркало отразило ее жалкий взгляд.

Она долго возилась на кухне, листала телефонный справочник в своем мобильном, жевала сухой тост, оттягивая момент, когда будет прилично позвонить. Наконец, часы показали девять утра, Ульяна вздохнула и нажала на иконку вызова, маячившую на сенсорной панели.

– Да, – отозвался бодрый рокочущий бас существа неопределенного пола. Ульяна задержала дыхание на миг, а голос недовольно повторил. – Да? Алё-у?

После этого жеманного «алёу» было ясно, что она попала по адресу. Ульяна прижала трубку к уху и торопливо произнесла:

– Здравствуйте, Ольга Анатольевна. Это Ульяна Некрасова, вы у нас в программе снимались. Помните?

Голос выдержал короткую паузу, а потом загрохотал снова.

– Здравствуйте, Ульяночка! Очень рада вас слышать. Знаете, все как-то хотела сама позвонить и поблагодарить. После съемок у нас клиент косяком пошел, хоть и нехорошо так говорить. Но мы – люди циничных профессий, не находите?

Представив собеседницу, Ульяна невольно улыбнулась.

Ольга Шишкина была главным врачом новой московской клиники для самых-самых. Несколько месяцев назад она принимала участие в съемках, где в деталях рассказывала о пластической хирургии груди. Внешний облик этой холеной дамы с тонкими чертами лица, идеальным макияжем, аристократическими пальчиками никак не вязался с грубым, почти мужским голосом, прокуренным до самого нутра, и хабальными шуточками рыночной торговки, которые она отпускала за кадром.

– Представляете, Ульяночка, хорошие сиськи всем внезапно стали нужны. Нет, они, конечно, и раньше всем были нужны, но после передачи, да еще с такой натурой, как вы…

Шишкина захохотала, а потом торопливо добавила:

– Простите, я знаю, что у вас все натуральное. Дай бог каждой такую красоту.