— Ну вот, мы вернулись к тому, с чего начали, — вздохнув, сказал лорд Хейвуд. — Вы ведь знаете, что я по этому поводу думаю.

— Слишком хорошо! Но, если у вас есть хоть капелька здравого смысла, вы поймете, что мое предложение очень целесообразно и вполне осуществимо.

— Оно совершенно нецелесообразно. Может быть, я и беден, но у меня, по крайней мере, еще осталась гордость.

— Гордость до добра не доведет.

Лорд Хейвуд ничего ей не ответил. Он в задумчивости прошелся по комнате и, подойдя к окну, уставился невидящим взором на плывущие за окном облака. Лалита сердцем чувствовала, что происходит сейчас в его душе, какие вопросы его мучают. И главным был вопрос, что делать со всеми этими людьми, которые зависели от него и которые сейчас, после войны, когда баснословно выросли цены на все товары и продукты, едва могли рассчитывать выжить на свою скромную пенсию.

Правда, в графстве существовали работные дома, но даже самые последние бедняки всеми силами старались избежать этого страшного места. Еще до того, как лорд Хейвуд покинул страну, он не раз слышал жуткие рассказы о том, как обращаются с их обитателями. Эта тема постоянно тревожила общественность и давала пищу для критических и возмущенных статей в либеральной прессе.

И вот теперь он с отчаянием спрашивал себя, неужели он может отправить этих стариков и старух, всю жизнь проработавших на его семью, в работные дома и оставить их там доживать свой век в таких ужасных условиях.

— Мне необходимо достать хоть немного денег, — сказал он едва слышно.

— Предположим, вы продадите одну из картин, упомянутых в описи к завещанию, — спросила Лалита, — и, может быть, кое-что из фарфора. Что тогда произойдет?

— Сразу, как только это обнаружится, а рано или поздно это обязательно станет известно, — отвечал лорд Хейвуд, не поворачивая головы от окна, — я буду вынужден предстать перед магистратом и мне предъявят обвинение в воровстве. Скандал, который за этим обязательно последует, будет очень громким и навсегда ляжет темным пятном на мою репутацию.

Лалита тяжело вздохнула. Она прекрасно понимала, каким ударом для него могло бы стать подобное обвинение. Он был слишком честен и слишком благороден, чтобы пойти на это.

— Но вы ведь сумеете найти что-нибудь, что может принести хоть немного денег, — сказала она упавшим голосом.

— К сожалению, не много, а это значит, что надо искать какой-то другой выход из этого положения, — довольно резко возразил лорд Хейвуд. — Но так или иначе, завтра, как и намеревался, я еду в Лондон.

И словно больше не в силах вынести разговора на эту тему, он быстрым шагом вышел из комнаты.

Лалита, глядя в задумчивости ему вслед, потерла рукою лоб, совсем забыв о том, какие у нее грязные руки.

На протяжении всех трех дней, которые прошли со дня возвращения лорда Хейвуда в поместье, девушка постоянно чувствовала, как проблема денег тяжелым бременем давит ему на плечи.

Наконец она взяла длинный список включенных в наследство предметов, который лорд Хейвуд получил от своего поверенного, и обошла все комнаты в надежде найти хоть что-нибудь, незамеченное и не упомянутое в этом реестре. Однако в результате она лишний раз убедилась, что в доме не было практически ни одной вещи, не упомянутой в завещании.

— И как только ваш дедушка мог быть таким дотошным, — сказала она лорду Хейвуду. — Ведь он перечислил там все, вплоть до мелочей.

— Мои дед и бабушка были крупными коллекционерами, — отвечал он. — Думаю, мой отец довольно сильно напугал их, когда был еще молодым человеком, — что и вынудило их прибегнуть к подобной мере.

Лорд Хейвуд увидел, что Лалита не поняла его замечания и ждет объяснений, а поэтому добавил:

— Еще учась в Оксфорде, он проявил себя как необузданный игрок и, по их мнению, неисправимый мот.

— И поэтому они побоялись, что он продаст и пустит на ветер всю коллекцию, которую они столько лет собирали?

Лорд Хейвуд задумчиво кивнул.

— Когда его выгнали из университета, он приехал в Лондон, и там его дорогие экипажи и лошади служили постоянной темой для насмешек карикатуристов. За два года он умудрился спустить целое состояние за карточным столом.

— Теперь я понимаю, почему ваш дедушка решил, что не может доверить ему свои бесценные сокровища, собранные здесь, — кивнула Лалита.

— Мой дед бессчетное число раз оплачивал его карточные долги и каждый раз уговаривал его образумиться, но отец продолжал свои кутежи и экстравагантные выходки почти до самой смерти.

Голос лорда Хейвуда зазвучал чуть более резко, когда он с горечью добавил:

— Именно поэтому я сейчас и оказался в таком положении.

— Но все же вы можете жить в этом великолепном доме, полном настоящих сокровищ.

— И умирать здесь от голода! Не очень веселая перспектива, что и говорить!

— Но, наверное, вам еще менее понравилась бы мысль жить в маленьком полуразвалившемся домике или оказаться вообще без крыши над головой, — возразила Лалита.

Лорд Хейвуд улыбнулся ее горячности.

— Полагаю, что я смог бы найти какой-нибудь пустующий дом, который покинули хозяева, — с иронией ответил он.

Лалита сверкнула глазами.

— Теперь вы допускаете, что для меня было единственным выходом скрываться здесь? Ведь если бы вы не вернулись, никто так никогда и не узнал бы обо мне.

— Вы вряд ли смогли бы жить здесь годами, общаясь с одними лишь мышами.

— Но именно так мне и представлялась дальнейшая жизнь, пока вы не появились в моей спальне. Для меня это был самый настоящий шок! — тряхнула головой Лалита.

— Для меня тоже, — усмехнулся лорд Хейвуд. — И немалый!

Несмотря на его видимое недовольство, Лалита, со свойственной ей интуицией, чувствовала, что ее присутствие помогает лорду Хейвуду легче переносить горечь своих забот. Было очевидно, что она помогает ему держаться и не падать духом. Эту догадку подтвердил не кто иной, как Картер.

— Если вы меня спросите, — заявил он, когда Лалита как-то заговорила с ним на кухне, — то я вам скажу, это просто замечательно, что у полковника теперь есть человек, на которого он может поворчать и с которым может поделиться своими горестями.

— Я тоже так думаю, — отозвалась Лалита.

— Все-таки это глупейшая штука, — продолжил Картер. — Весь дом набит золотом, как говорится, и никто из нас не смеет даже пальцем прикоснуться ко всему этому богатству.

— Все это очень расстраивает его светлость, но он в первую очередь беспокоится не о себе, а о тех людях, которые от него зависят.

— Он уж всегда такой, — согласился с ней Картер. — Во всем полку не было другого такого офицера, как полковник Вуд. Всегда думал только о своих людях, никогда о себе. И они тоже готовы были за него и в огонь и в воду!