предательство своих товарищей по работе? Топхэт выдал нам восьмерых шифровальщиков и сорок семь сотрудников разведки КГБ и ГРУ. Такого результативного источника информации у нас еще не было и вряд ли когда будет. Топхэт — это наш идеологический и политический единомышленник. И если вы считаете меня специалистом по Советскому Союзу, то прислушайтесь к моему мнению: от него будет нам большая польза. В этом я уверен на девяносто девять процентов.

Нолан перевел взгляд на Джона Мори.

— А вы что скажете?

— Я согласен с оценкой Дэвида.

И он тоже начал нахваливать Топхэта: Мори очень хотелось поднять на щит советского военного разведчика и убедить шефа в том, что тот может стать хорошим агентом.

— Если наши отношения будут развиваться также успешно, как сейчас, — начал свой монолог Джон, — то считайте, что мы прихватили очень крупную акулу из советской разведки. Причем никаких специальных мероприятий для привлечения его к сотрудничеству нами не проводилось. Он сам пришел к нам с предложением своих услуг. Я лично возлагаю на него самые большие надежды. Считаю, что только с таким агентом мы сможем многое узнать о деятельности в нашей стране советской разведки и тем самым локализовать ее. А еще, что я высоко ценю, он профессионально, как настоящий дипломат, раскрыл нам взгляд советских лидеров на политику СССР в вопросах войны и мира. Он убеждал нас, что Советский Союз является виновником гонки вооружений. Что к началу шестидесятых годов уже определилось значительное отставание США от СССР в ударной силе ядерного оружия, а политика мирного сосуществования провозглашена лишь для того, чтобы усыпить бдительность администрации США. Он заверял нас, что политика мирного сосуществования является ширмой, за которой Советы готовятся к развязыванию новой войны. Что усиление конфронтации в мире не соответствует гуманным принципам социализма, а оказание помощи, в том числе и военной, странам антиимпериалистической направленности представляет угрозу стабильности в мире. Считаю, что история дает нам редкий шанс завербовать его и получать таким образом ценнейшую информацию. Если же мы не воспользуемся этим шансом, то мистер Гувер не простит нам потом. А что касается его проверки по центральным учетам, то каких-либо неблагоприятных сведений на Топхэта мы не получили.

— Значит, вы тоже уверены, что он — не темная лошадка, которая в любой момент может взбрыкнуть? — улыбнулся Нолан.

— Да! — решительно ответил Джон. — Я нутром чувствую, что Топхэту можно и нужно доверять.

— Но мне хочется, — продолжал Нолан, — чтобы вы поняли, что крики «ненавижу коммунизм и мерзкое правительство Никиты Хрущёва» не дают еще оснований доверять Топхэту на все сто процентов. Вот если он на последующих встречах, как сказал мистер Гувер, выдаст нам хотя бы пару нелегалов и несколько своих агентов в Нью-Йорке, тогда у нас не будет возникать вопроса: двойник он или нет. Короче говоря: быть или не быть ему агентом Топхэтом?!

— Этот вопрос, уверяю вас, будет решен уже на следующей встрече. — И, выразительно посмотрев на начальника отдела, Джон Мори добавил: — Поверьте мне, он назовет нам не пару нелегалов, а всех тех, кого русские внедрили к нам в Америку.

Нолан энергично тряхнул головой, потом сказал:

— Но есть одно «но»: мистера Гувера и меня очень беспокоит только одно обстоятельство: не внедряет ли советская разведка сначала в ФБР, а потом и в ЦРУ своего хорошего агента?

— Да все может быть! — нетерпеливо воскликнул Дэвид Мэнли. — Да, Топхэт, возможно, и радеет о своем народе, о своей стране и критически относится к Хрущёву и его внешней политике, но вы и мистер Гувер не учитываете одного, что Топхэт — это не тот человек, который географически переместился к нам из Советского Союза. Топхэт родился и вырос в России, он прожил там почти сорок лет. Он впитал в себя жизненные принципы своей страны, отстаивал их в годы Великой Отечественной войны. Жизнь его в Советском Союзе до поры до времени вполне устраивала. Но когда к власти пришел волюнтарист Хрущёв, то Топхэт, будучи уже зрелым человеком, понял, что жизнь при таком лидере государства неприемлема для него. Бороться же с властью Хрущёва, как сказал Топхэт, было равносильно самоубийству. И коли он пришел к нам, то мы должны принять его и доверять ему. Я согласен с Джоном, что на первых двух встречах он уже доказал, что ему надо верить и ценить его. Я, как и Джон, не сомневаюсь, что Топхэт еще докажет, чего он стоит и на что способен! У меня все.

Начальник отдела, чуть помедлив, задумчиво произнес:

— Может, оно и так. Время рассудит нас…

Вторник, 19 декабря, Мэдисон-авеню

Беседа с фэбээровцами Мори и Мэнли оставила у Полякова неприятный осадок и тревожное чувство — не сдадут ли они его после окончания срока командировки. Такие сомнения терзали его душу до того дня, как выйти на третью явку. Встретиться ему предстояло во время обеденного перерыва на удачно подобранной на Мэдисон-авеню явочной квартире, которая располагалась недалеко от Представительства СССР при ООН. Это позволяло Топхэту без чьего бы то ни было разрешения пойти якобы на обед, а при следовании к месту встречи провериться на предмет выявления возможной слежки со стороны советской контрразведки.

После обмена несколькими ничего не значившими фразами Джон Мори начал беседу без каких-либо предисловий:

— Если вы, мистер Поляков, действительно хотите нам помочь и войти в полное доверие, то вы должны раскрыть мне тех нелегалов, которые действуют на территории нашей страны. Вы являетесь заместителем главного резидента по нелегальной разведке и потому должны их знать.

Требование о выдаче совершенно секретной информации о нелегальном аппарате ГРУ заставило Топхэта серьезно задуматься. Он прекрасно понимал, что нелегалы — самые оберегаемые источники информации, гордость и сила советской внешней и военной разведки, они решали самые важные и самые ответственные задачи, особенно в периоды политических и военных кризисов, не говоря уже о войне. «Но если я сейчас откажусь называть наших нелегалов, то ФБР начнет строить мне разные козни. А если выдам их, то фэбээровцы начнут скоропалительно обезвреживать нашу нелегальную сеть по всей Америке. Провал же нескольких нелегалов неминуемо наведет тень подозрений именно на меня, потому что только мне они известны в Америке… Что же делать?» Джон внимательно всматривался в него и думал: «У него вроде бы и правильные черты лица — высокий лоб, мощный череп, крепкий подбородок, чуть заостренный нос. И все же есть в нем какая-то отталкивающая сила. Одним словом, неприятный тип. Но ничего не поделаешь, профессия контрразведчика обязывает нас вести общение с самым