Какое счастье!.. Попытка удалась!.. Три слоя образовали однородный кусок и застыли. После часа напряженной работы у Лекока было полдюжины отпечатков. Возможно, им не хватало четкости, однако они вполне могли служить убедительными уликами.

Лекок не напрасно боялся: начался дождь. Тем не менее он успел прикрыть досками и ящиками, которые собрал папаша Абсент, несколько следов, защитив их на какое-то время от оттепели. Теперь Лекок вздохнул спокойно. Следователь мог приезжать.

Даже если идти напрямик по «равнине», путь от «Ясного перца» до улицы Шевалере неблизок. Лекоку и его старому спутнику понадобилось не менее четырех часов, чтобы собрать необходимые сведения.

Все это время кабаре вдовы Шюпен оставалось открытым, доступным первому встречному. Тем не менее, когда молодой полицейский, вернувшись назад, отметил, что они не приняли никаких мер предосторожности, он не забеспокоился.

По здравом размышлении было трудно представить серьезные последствия этой забывчивости.

Да и кто пришел бы глухой ночью в кабаре? Печальная известность кабаре воздвигла вокруг него своего рода крепостную стену. Даже отпетые мошенники кутили здесь не без опаски. У них были все основания бояться, что «воры-перечники» обчистят их карманы, если они перестанут отдавать себе отчет в своих действиях.

Однако какой-нибудь смельчак, возвращавшийся с танцев из «Радуги», где давали ночной бал, имевший при себе несколько су и вдобавок страдавший от жажды, все же мог пойти на свет, пробивавшийся из-под двери.

Впрочем, даже самые отчаянные негодяи обратились бы в бегство, едва заглянув внутрь.

Молодой полицейский за несколько секунд оценил все возможные варианты, но ничего не сказал папаше Абсенту.

По мере того как улетучивались его радость и надежды, Лекок возвращался к обычному спокойствию. Обдумывая свое поведение, он испытывал недовольство собой. Он не нашел ничего лучшего, как испробовать свою систему поисков на папаше Абсенте. Так начинающий трибун проверяет свои ораторские возможности на друзьях. Более того, он своим превосходством унизил бывалого служаку, буквально раздавил его своим авторитетом.

Прекрасная заслуга и редкостная победа!.. Славный папаша Абсент был простаком, а он, Лекок, считал себя ловким… Но было ли это убедительной причиной, чтобы кичиться и ходить гоголем?..

Другое дело, если бы он, используя свою силу и проницательность, добыл веские доказательства!.. Но что он сделал?.. Прояснилась ли тайна?.. Перестал бы казаться проблематичным успех?.. Да, он потянул за ниточку, но не распутал клубок.

Этой ночью, когда решалось его будущее как полицейского, Лекок дал себе слово, что хотя бы постарается скрывать свое тщеславие, если ему не удастся излечиться от него.

И он сдержанным тоном обратился к своему спутнику:

– Снаружи мы все осмотрели. Теперь следует осмотреть все внутри.

Обстановка казалась такой же, какой ее видели полицейские, уходя из кабаре. Коптящая оплывшая свеча освещала красноватыми отблесками тот же беспорядок и окоченевшие трупы трех жертв.

Не теряя ни минуты, Лекок принялся по очереди поднимать и внимательно осматривать все валявшиеся предметы. Некоторые из них были целыми. Это объяснялось тем, что вдова Шюпен не стала тратиться на плитку, справедливо рассудив, что для ее клиентов сгодится и земля, на которой было построено кабаре. Земля, которая прежде, вероятно, была однородной и утоптанной, как настилы на фермах, со временем раскисла. В сырую погоду и в оттепель она превращалась в грязевое месиво, как сама «равнина».

Первыми результатами поисков стали осколки салатника и большая железная ложка, слишком изогнутая, чтобы не послужить оружием во время потасовки.

Было ясно, что в самом начале ссоры жертвы пили вино, разбавленное водой и сахаром, тот самый напиток, известный за заставами как «вино на французский манер».

Потом полицейские собрали вместе пять уродливых стаканов, обычных для кабаре, тяжелых, с толстым дном. На вид в них должно помещаться полбутылки, но на деле налить в такие стаканы можно очень мало. Три стакана были разбиты, два целые. В этих пяти стаканах было вино… то же самое «вино на французский манер». Это было очевидно, но, желая убедиться, Лекок прикоснулся языком к голубоватой патоке, оставшейся на дне стаканов.

– Черт возьми!.. – встревоженно прошептал он.

И Лекок тут же принялся осматривать столешницы всех опрокинутых столов. На одном из столов, валявшемся между камином и окном, были видны еще влажные следы от пяти стаканов, салатника и даже ложки. Для молодого полицейского это обстоятельство имело огромную важность. Оно убедительно доказывало, что пять человек сообща выпили содержимое салатника. Но кто именно?

– О!.. О!.. – простонал Лекок, меняя тон. – Неужели женщины были с убийцей?..

Существовал довольно простой способ избавиться от сомнений. Следовало поискать, нет ли еще стаканов. Действительно, полицейские нашли еще один стакан, такой же формы, как и остальные, но маленький. Из него пили водку.

Значит, женщины были не с убийцей. Значит, он полез в драку не потому, что их оскорбили. Значит…

Неожиданно все предположения Лекока пошли прахом. Это было первое поражение. Он молча сокрушался, когда папаша Абсент, не прекращавший поисков, вскрикнул от изумления.

Молодой полицейский, обернувшись, увидел, что тот смертельно побледнел.

– Что такое? – спросил Лекок.

– Сюда кто-то приходил в наше отсутствие!

– Это невозможно!

Это не невозможно, это была правда.

Жевроль, сорвав передник с вдовы Шюпен, бросил его на ступеньки лестницы, и ни один из полицейских не дотрагивался до него… И вот… Карманы передника вывернуты, и это было не только доказательством, но и очевидностью.

Молодой полицейский был потрясен до глубины души. Сосредоточенное выражение его лица свидетельствовало о том, что он лихорадочно размышлял.

– Кто мог прийти?.. – шептал он. – Воры?.. Нет, это маловероятно…

После продолжительного молчания, которое старый полицейский не решался прервать, он все же воскликнул:

– Тот, кто приходил, кто осмелился проникнуть в это помещение, охраняемое трупами убитых мужчин… Это может быть только сообщник… Но мне мало подозрений, мне нужна уверенность!

Ах!.. Они долго искали. Только лишь через час они разглядели перед дверью, выбитой Жевролем, в грязи между двух следов отпечаток, полностью соответствующий отпечаткам ног мужчины, который приходил в сад. Сравнив их, они узнали тот же рисунок, оставленный гвоздями на подошве.

– Это он! – сказал молодой полицейский. – Он следил за нами… Увидев, что мы ушли, он вошел… Но зачем?.. Какая насущная, безотлагательная необходимость заставила его пренебречь очевидной опасностью?..