Самым богатым человеком в части, по моему разумению, был Шатский. Там вообще было много украинцев, ведь часть была переведена в Россию именно из Украины. Но это был тот, кого принято называть «хохол», понимаете? Очень изворотливый, обаятельно-умный, в меру жестокий и пользующийся всем чем можно. И этот человек мне помог с квартирой. Тогда в часть прибыл еще один уфимец, он подошел к Шатскому и просто сказал, что к Мухачеву приезжает жена. Собственно, на следующий день я вселился в квартиру.

Она была двухкомнатной, уютной, большой. Я не знаю, что это за проект, но похоже на хрущевку. Там в городке было всего семнадцать таких домов, все пятиэтажки. Какие-то напоминали хрущевки больше, какие-то меньше. Строили их военные, и как-то на свой лад. Но в целом это была реальная, офигенная квартира. Потом я принес пару пакетов Шатскому, конечно, не с соком.

А тем временем нас, офицеров по призыву, насчитывалось уже 12 человек. Все мы жили в одной комнате. Четыре казанца, четыре уфимца (теперь, думаю, понятно, кто из президентов каких регионов больше всего дорожит своим местом, отсылая парней в армию), один парень с Алтая, один из Самары. Больше не помню, но вроде кто-то был.

Видеть, как выживают и приспосабливаются парни в армии, — это достойно очень большой, отдельной повести. Никогда, никогда девушкам не вникнуть и не понять мужской психологии, той самой, которая проявляется именно там. Одни группируются, другие становятся одиночками, третьи бегают между лидерами туда-сюда, четвертые лошарятся и запираются в своих комнатах по ночам.

Четверо казанцев объединились сразу же. Объединились и стали пить целыми днями, превращая комнату в срач, в свинарник. Конечно, поначалу я пил вместе со всеми, но потом, как обычно, сработал рефлекс, и я решил не примыкать к их веселому отряду. Казанцы — удивительны, наглы, беспардонны, и в их крови, менталитете есть что-то такое безбашенное. С ними можно только поддерживать вооруженный нейтралитет, показывая отсутствие страха. Либо драться.

Парнишка с Алтая был наиболее вменяемым из всех. Открыт для общения, всегда легко входил в разговор, не строил из себя альфа-самца, смазлив для девушек и имел довольно громкий голос. С ним можно было весело общаться, угарать, но он попал во взвод, чем, в принципе, был доволен, а я в техническую группу — командиром отделения разведки.

Не могу приводить еще несколько слов из своей должности, просто скажу, что есть летательные аппараты, которые без пилотов, сами, летят над землей. Они обычно фотографируют что-то, а мне в передвижную станцию все эти сигналы приходят. Это распространено именно в европейской части России. В подчинении у меня были сержанты, солдаты. Я даже сейчас и не вспомню толком всю иерархию группы, но в целом в эскадрилье (у нас в ВВС именно эскадрильи были) была одна такая группа, и поначалу я вообще был в ней один.

Как я уже сказал, спустя месяц после начала службы я получил квартиру. Она была двухкомнатной, а по правилам военного городка на одну семью полагалась одна комната. Поэтому, если бы я не принял мер, то мы с женой жили бы в одной квартире еще с кем-нибудь. Выход был один — подделать справку о беременности жены, и я это сделал. Как обычно, попросив одного, второго, третьего, сделав запрос в Уфу, ее получил. Я не знаю, рок это или нет, но я часто вспоминаю эту справку. Я не верю в приметы, но когда она мне снится и там значится несколько недель беременности, я просыпаюсь в холодном поту, со стянутыми судорогой ногами.

И задаю себе всегда один и тот же вопрос — а если бы тогда я пошел против своей тяги к комфорту, если бы согласился на жизнь с другой семьей, если бы не сделал эту чертову справку, может, в моей семье было бы сейчас все иначе?

«Урал» вообще не заводился. Проклятый душара почти висел на не менее проклятом ломе. Все пытался и пытался завести двигатель с рывка. Между тем наступала ночь, становилось страшно…

При просмотре очередной серии «Громовых» я увидел эпизод, где ребенка перевозили на дряхлом грузовике за 250 км. Мужик из «Дозора» и симпатичная девушка находились на грани жизни и смерти.

У меня тоже была такая ситуация. Мне вообще неуютно, когда я вспоминаю тот случай. А когда эту серию посмотрел, то стало совсем уж не по себе.

Я служил под Ярославлем. В январе 2007 года меня откомандировали принимать технику на какую-то военную базу под Костромой. Был я там недели две, познакомился с местными, много пил.

Если кто-нибудь служил там, особенно во времена расформирования РВСН, то помнит эти здоровенные мазутные озера посреди леса. Насколько я помню, озеро под той частью занимало порядка 200 гектаров. Военная земля — на то и военная, чтобы на ней гадить, никто слова не скажет. Сливай, братан, здесь таких озер тысячи. Долбаная Центральная Россия. Военных баз больше, чем блогов в Рунете.

Кстати, наши умнейшие политики сначала ракетку расформировали, тысячи частей были разворованы. Тысячи людей вынуждены были переезжать, разводиться, искать в сорок лет что-то новое. Часто совсем на окраине. Теперь опять формируют. Только вот как? Вы хоть раз видели, как происходит расформирование части? Это производит очень гнусное впечатление. После пожара больше остается. Бетонные плиты и те продаются.

Отвлекся. Ладно, пока чай не остыл, расскажу все-таки о том случае. Сейчас, только за печенюшками сбегаю.

Я был под градусом. Все были под градусом. И на улице тоже был определенный градус. Минус двадцать точно. Время почти девять вечера. Мне ехать с осмотром в соседнюю часть. Всего 120 км. И мы решили, что поеду именно сейчас. Потому что я военный и должен уметь срываться с места.

Организовали «Урал-4320». Это такая машина с фургоном, господа программеры. Посадили туда совсем молодого бойца и меня за старшего. Бензин не проверили. Вообще ничего не проверили.

Молодой слова сказать не мог — боялся. Все вокруг ходили и громко смеялись. Ну ладно, поехали. В путь взял еще бутылку самогона. Как-то пригрелся, заснул. Проснулся — вокруг дым, почти задыхаюсь. Солдат растолкал меня и вытащил из машины. Как оказалось, полыхнула проводка.

Хрен с ним, я начал орать, чтобы быстрее заводились и ехали дальше. На улице было очень холодно. А вокруг даже огоньков не было. Хмель вышел, ужасно болела голова и колено — когда падал из машины, грохнулся прямо на него.

Боец начал крутить лом, пытаясь завести машину. Становилось так холодно, что мне по-настоящему стало страшно. Одно дело — геройствовать по пьяни. Совсем другое — реальность.

Я зашел за фургон. Начал ныть. Не реветь, конечно. Но истерика потихоньку начиналась. Подошел к бойцу, наорал, ударил пару раз, начал крутить сам.

Потом понял, что мы здесь сдохнем. Я не разбираюсь в машинах, солдат тоже не особо. Вообще ничего не включалось. И дороги вокруг не было видно. Сотовый, разумеется, разрядился. Да и не брал бы он там наверняка.

Спросил бойца, как его зовут, откуда он приехал. Саня. Из Чувашии.

— Пошли в фургон, Саня. Будем пить и греться. Потом спать. Утро вечера мудренее. Авось не умрем.