посылаю ему слабую улыбку. Кэл разворачивается и плетется к столу, тогда как у меня остаются силы лишь на то, чтобы покинуть мастерскую.

* * *

Час спустя я вваливаюсь в дом Кэла с огромным чемоданом и гитарой, а мои корги проносятся мимо, словно заметили впереди священный грааль в собачьих костях. Но в итоге они вообще ничего не видят, а просто увлеченно бегают кругами вокруг кофейного столика, пока Стрекоза не взвывает от ужаса и не бросается по лестнице в подвал.

Недели обещают быть долгими.

– Вот, – говорит Кэл, выходя из коридора и указывая на мои вещи. – Я все принес.

От него пахнет алкоголем, и меня тут же охватывает ужас. Его обычный дубовый аромат парфюма перебивается бурбоном – неужели он уже выпил? С момента нашей последней встречи прошло не больше часа, так что, должно быть, он опрокинул в себя бутылку, как только переступил порог дома. Глубокое беспокойство пробирает меня до костей.

– Спасибо, – говорю я ему, изображая на губах улыбку, скрывающую беспокойство. Мы стоим лицом к лицу в течение долгого времени, и я понятия не имею, что делать дальше. Я мечтаю о приятных осенних вечерах, о теплом сидре и том, как мы будем держаться за руки. Мечтаю о том, как мы будем лепить вкусные равиоли и наполнять их начинкой воскресным утром, как будем украдкой улыбаться и нежно прикасаться друг к другу, а праздничная музыка будет заполнять пространство между нами. Я прикусываю губу и бросаю взгляд на рояль, накрытый черной тканью. – Я ценю то, что ты позволил мне остаться здесь.

Кэл не отвечает. Вместо этого он подходит ближе, ставит мой чемодан и футляр для гитары у своих ног и заключает меня в объятия.

Я смотрела куда-то в сторону, поэтому совсем не ожидала, что он обнимет меня, однако мое тело, как и всегда, рефлекторно прижимается к нему. Оказавшись около груди Кэла, я поднимаю руки и кладу их на его обтянутые джинсами бедра, а затем утыкаюсь носом в футболку. Аромат мыла и геля для душа «Морской бриз» перебивает запах виски, отчего меня переполняет удовлетворение.

– Все нормально? – спрашивает он хриплым, низким голосом. Кэл сжимает меня крепче, его непослушная рука скользит по моей спине и запутывается в волосах. – Мне просто нужно было прикоснуться к тебе. Почувствовать тебя. – Он делает глубокий вдох, щекоча волосы у меня на макушке. – Убедиться, что ты действительно здесь.

Здесь звучит очень похоже на… живая.

Он должен знать, что я все еще жива, что не бросила его на том тротуаре.

Поэтому я киваю.

– Я здесь.

Я здесь, я здесь, я здесь.

Однако все, что мне действительно хочется сказать, когда я поднимаю подбородок и встречаюсь с ним взглядом, это: «А ты?»

Глава 7

Кэл

Я смотрю на серебряную коробочку, на поверхности которой играют солнечные зайчики, а затем встряхиваю ее, слушая, как внутри танцует горсть крошечных таблеток. Сердце учащенно бьется при воспоминании о том, как одна из них скользнула мне в горло, и об эйфории, которая пришла сразу после этого.

Слабость.

Вот что это такое на самом деле. Именно так ощущается баночка, которую я держу в руке.

Поскольку Ике отказывается мне помогать, я написал сообщение своему старому знакомому из тату-салона «Джолин». Оскар – сомнительный тип с сальными волосами, прихрамывающей походкой и двумя уголовными статьями. Я прекрасно знал, что Оскар не станет мучить меня чувством вины или пытаться убедить обратиться к психотерапевту. Я знал, что он не будет смотреть на меня так, как Ике, – с жалостью. Оскар просто взял у меня деньги, пожал руку и отправил восвояси.

И на этом все.

Я прищуриваюсь, глядя на банку.

Я еще не принял ни одной таблетки, даже не заглядывал внутрь.

С тех пор как ушел с работы, я только и делаю, что пью, чувствуя себя нервным и раздражительным. Люси не заслужила подобного отношения к себе, особенно после того, как стала свидетельницей моего паршивого настроения в мастерской. Алкоголь успокаивает мое внутреннее смятение, держит моих демонов в узде. Я могу расслабиться, могу стать лучше, могу стать сильнее ради нее.

Это лишь временно, пока я не возьму себя в руки. Сейчас мои раны слишком сильно болят.

На лбу у меня блестят капельки пота, а в груди возникает тревожный спазм. Прошли годы с тех пор, как я в последний раз ехал по этой дороге, похожей на черную дыру, и поклялся, что больше никогда не сверну на нее. И все же я уже на ней. Подбираюсь все ближе и ближе к краю, кипя от собственного безумия.

После напряженного часа, когда я устраивал Люси в комнате для гостей и тайком проносил в свою спальню бутылки «Джима Бима»[5], я чувствую себя потерянным. Мне так сильно хотелось, чтобы Люси жила со мной, однако теперь, когда она здесь, я не знаю, что, черт возьми, делать. Она все еще кажется мне недосягаемой. Ее испытующие взгляды вызывают во мне чувство стыда. Она заслуживает лучшего, а не такого человека, которым я становлюсь.

Я находился в коридоре и наблюдал, как она распаковывает свой чемодан. Люси стояла ко мне спиной, но я все равно увидел, как она достала маленькую игрушку – панду – и положила ее на кровать. Ту самую, которую я выиграл и подарил ей, потому что старался стать лучше, потому что боролся за нее.

Потому что у меня не было другого выхода, кроме как выиграть эту игрушку и наблюдать за тем, как ее лицо озаряется неподдельной радостью.

Невесомая, прекрасная радость.

В тот вечер ее глаза сверкали. Как и мои.

Думаю, в тот момент я действительно почувствовал, что могу чего-то добиться. Ради нее, ради себя. У нас могло бы что-то получиться.

Черт… я хочу попытаться снова. Мне хочется бороться, победить и стать достойным ее, однако внутри я словно умер.

Голова идет кругом, когда я чувствую ее присутствие.

Люси стоит в дверях моей спальни в светло-голубом платье; ее длинные, растрепанные волосы оттенены солнечными пря-дями.

Даже после всего, что ей пришлось пройти, она все равно не унывает.

Она купается в лучах солнца, в то время как я скрываюсь в тени.

Я прячу банку в кулаке.

– Привет. – Мой голос дрожит, словно она увидела то, что я пытаюсь скрыть. Ее глаза распахиваются чуть шире, в них виднеется тревожность.

– Ты в порядке? – спрашивает Люси, делая маленький шажок к кровати. – Ты сидишь здесь