снизили активность на юге, все еще продолжали попытки прорвать фронт и выйти к Кавказу, а на севере — перебросив туда изрядные силы с Юга — они явно готовили новое наступление на Ленинград. И все это было совершенно невозможно оставлять без внимания — но любые планы фронтовых действий требовалось увязывать с возможностями промышленности. Которой требовалось сырье, люди, станки… много станков.

Владимир Михайлович Петляков давненько уже в Москве не был — и этому радовался. Потому что оставалось больше времени для настоящей работы — а жизнь этой работы подкидывала с каждый днем все больше. Из ЦАГИ пришли очень интересные предложения по механизации крыла Пе-2, которые могли существенно упростить взлет и посадку машины — но требовали и приличной переработки конструкции. И главное — крыло становилось на восемьдесят килограммов тяжелее, каждое крыло. Впрочем, товарищ Климов уже доработал свой мотор, увеличив мощность почти на сотню сил, так что ухудшения летных и боевых характеристик пикировщика не ожидалось. А вот стоимость самолета…

Но теперь и эта проблема его не особенно волновала. Заводской военпред утром поинтересовался, что это Владимир Михайлович такой хмурый, и Петляков ему выложил так сильно волнующий его момент:

— С новым крылом машину будет сажать не сложнее чем У-2, но ведь самолет на четверть дороже получится! И я не представляю, каким образом производство его удешевить.

— А зачем удешевлять? — искренне удивился старый летун. — Сейчас, у нас говорят, желторотые пилоты при посадке каждый третий самолет разбивают…

— Ну да, в управлении машина весьма строгая, на новичков не рассчитана.

— И я о том же. Разбивают треть, машина на четверть подорожает но биться перестанет. Так что получается даже выгода экономическая! Так что не стоит такой ерундой себе голову засорять. Я, если потребуется, соответствующий отчет подпишу. То есть сначала сам, конечно, машину испытаю — но ведь в ЦАГИ не болваны сидят? Ну, я надеюсь, что не болваны…

На двадцать первом заводе в Горьком с осени производились исключительно Гу-82, а начальником ОКБ при заводе был назначен товарищ Алексеев — Иосиф Виссарионович обратил внимание на то, кто именно в ОКБ Лавочкина сумел на ЛаГГ поставить такой же мотор и решил, что Семен Алексеевич Лавочкин, сам не сумевший справиться с такой задачей, уже не годится в качестве главного конструктора. Оказалось, что назначение было весьма удачным: Семен Михайлович Алексеев, после ожесточенных споров с Гудковым, существенно поменял конструкцию моторного отсека самолета, в результате чего на самолет вместо одной пушки ШВАК стало возможным устанавливать две — причем не только ШВАК, но и НС-37. И в Горьком теперь истребители с этими пушками и строились, благо для них патронов наркомат товарища Ванникова делал достаточно.

А в Омске истребители по-прежнему делались с двадцатимиллиметровыми пушками — и на фронте это периодически доводило снабженцев до белого каления — особенно когда в часть поступали машины с разных заводов. Впрочем, где-то к середине февраля с этим удалось разобраться: вышел приказ, запрещающий не то что в один полк разные самолеты отправлять, но даже на одном аэродроме разнотипные машины базировать. Хороший приказ, правда на него «внизу»… проигнорировали, однако снабженцы научились различать самолеты не только по названию. Да и с боеприпасами стало получше.

А вот товарищ Вишняков до конца сорок второго года трудился практически круглосуточно: нарком рассказал ему о новой идее Петлякова и у Славы времени для сна просто не осталось. А идея была проста: на Пе-8 (немного доработанный и способный подниматься аж на тринадцать километров) Владимир Михайлович предложил поставить гораздо более мощную «пищалку» с тем, чтобы фашисту радиосвязь глушить сразу километров на двадцать в окружности. Идея, конечно, гениальная в своей простоте, но вот изготовить «пищалку» требуемой мощности было, мягко говоря, очень непросто. Даже при том, что советская промышленность нужные для такого передатчика лампы очень даже выпускала.

Лампы-то выпускались, но чтобы они нормально работали, им требовалось водяное охлаждение анода — и через лампу воды следовало прокачивать больше ста литров в минуту! И еще воздуха требовалось качать двести литров, но на самолете воздух — все же не самая большая проблема. А вот вода, причем вода холодная…

Когда к Петлякову приехал «начальник отдела авиационной радиоаппаратуры», поглядеть собрались почти все инженеров КБ. Не на начальника, а на привезенный им прибор. Потому что венчала этот прибор радиолампа, причем не самая простая. Мало того, что сделана она была из меди, так к ней были привинчены две ручки для переноски — потому что высотой лампа была больше полуметра и весила она полтора пуда. Народ на лампу поглядел, порадовался — а затем сразу два отдела принялись придумывать, куда на самолет впихнуть холодильник, способный охлаждать ежеминутно до хотя бы комнатной температуры по пять ведер почти что кипящей воды. А еще один отдел приступил к решению другой задачи: где к самолету привинтить очень непростую антенну, которая будет радиолучи испускать в нужную сторону. И, главное, не испускать их в стороны ненужные: товарищ Вишняков предупредил, что если человек просто под работающей «пищалкой» постоит пару часов, то скорее всего на следующий день он останется без волос. Что, впрочем, его не сильно расстроит, потому что жить этому облысевшему «от радио» товарищу останется в лучшем случае неделю…

— Вячеслав… извините, отчества не знаю… — начал было Владимир Михайлович.

— Просто Слава, не дорос я еще до отчества.

— Ну хорошо. Слава, а вы насчет излучения от лампы всерьез или чтобы никто в ней ковыряться не полез?

— Совершенно всерьез. Даже более чем всерьез. На самом деле человек, час простоявший в луче этого передатчика, даже облысеть не успеет: его тело будет поглощать от трехсот до шестисот ватт мощности и человек просто изнутри сварится. А чтобы просто ослепнуть, ему и пяти минут хватит, я всего лишь людей пугать не стал понапрасну.

— Ничего себе «понапрасну»!

— Именно понапрасну: у передатчика длина волны от десяти метров и выше, так что экран даже из сетки для забора ее перекроет полностью. Но вот технику безопасности соблюдать надо, вот я и попугал народ немножко. Я им еще сказал, что для потери потенции хватит десяти минут, если без экрана работать — вроде прониклись.

— Не с того вы, похоже, начали, — улыбнулся Владимир Михайлович. — Одной потенции было бы вполне достаточно.

— Да я не сразу и сообразил… у нас-то народ все это знает, ТБ соблюдает.

— Ладно, что сделано, то