А тетя Аля, утопая в трех подушках на своей кровати, ни о чем волнительном не думает. Она едва успевает преклонить голову, стянутую сеточкой для волос, и сразу погружается в глубокий здоровый сон.

В нем длинноногая восхитительная Ритуся вышагивает по кухонному столу, а тетя Аля, завороженно глядя на безупречные мраморные щиколотки, вопрошает у зрителей с противоположной стороны сцены-стола:

– Если бы у меня были такие ноги, Манечка, как ты думаешь, могла бы моя судьба сложиться иначе?

Но Маня лишь смеется над теткой и ничего-то всерьез не отвечает…

Ровно в половине восьмого Маню будит привычный скрип пружин. Вот уже полгода Голубцова не заводит будильник: просыпается по будням вместе с верхними молодоженами. 35 судорожных качков кровати (иногда – 30, зато иной раз – целых 50!) – Маня тупо подсчитывает чужие победы. Затишье. Шлепки босых ног к окну, грохот фрамуги. Он, взбодренный и удовлетворенный, курит. Она топает в ванную. Маня пережидает, пока стены санузла перестанет сотрясать свирепый рык: молодуха чихает раз двадцать, не меньше, будто в таз бьет.

Вот сколько раз Маня встречала в подъезде эту субтильную шатеночку с виноватым личиком, столько раз дивилась: откуда в ней берутся голосище и остервенение? Что так на нее действует? Шампунь, вода, ранний секс?

– Хоть бы забеременела она, что ли, – время от времени жалуется Маня за завтраком тетке на «верхнюю».

– Все в руках Божьих, – замечает Аля и мягко подводит к тому, что и Мане пора бы уж задуматься о будущем, о детках, любящем муже…

Думать о Тосике Мане смешно.

– Глупости, теть Аль! Не хочу я замуж. Хочу в кругосветку.

– Ох ветрогонка… – с нежностью говорит Аля, любуясь Маней.

Она считает эту пышущую здоровьем и силой, румяную, белозубую, неунывающую и покладистую девушку лучшей суженой своему замечательному, но невезучему племяннику. «Она так похожа на актрису Целиковскую в молодости!» Из уст Али это звучит высшей похвалой.

– Мань, кто это там у вас блаженствует? – хмурится Ритуся, разбуженная пением пружин с потолка.

– Да два бледнолицых. Посмотришь на них и поверишь, что детей в капусте находят. Однако внешность обманчива. Каждое утро разминаются. Во! Время истекло. Пора на работу.

– И все? – разочарованно потягивается Ритуся.

– Хорошенького понемножку. Впрочем, у нас и этого добра не наблюдается.

– И не говори… – Маргарита зевает, и вдруг на нее обрушиваются воспоминания вчерашнего дня. Она бессильно откидывается на подушку. Вставать ей категорически не хочется. Хочется помереть на Манькином незатейливом белье в аленький цветочек.

Супин также пережидает приступ скрипа сверху и прислушивается к себе. Решение, решение… Да, похоже, он готов к решительным действиям. Готов! Павел Иванович откидывает одеяло, надевает очки, осматривается. Вчера он не видел ничего, кроме ненавистного и прекрасного лица Кашиной. Да, здесь вполне миленько, чистенько, убого. Бежевый коврик из перестроечных времен на полу, его близнец – на стене. Обои в полоску подклеены в одном углу скотчем. Яркие новенькие пледы на креслах. Престарелое алоэ на окне. Тоска… Супин одевается и, нацепив привычную строгую маску, выходит «в люди».

Трофим и тетя Аля уже суетятся вокруг стола.

– Белок – основа здорового завтрака, – вместо приветствия провозглашает Седов, разбивая на гигантскую сковородку яйца.

За яичницей заговорщики решают собраться этим вечером в «штабе» – на Алиной кухне и твердо прийти к какому-то соглашению. Только Полкан не отвечает ни «да», ни «нет» и собирается весь день посвятить деловым разъездам.

– Павел Иванович, вы все же подумайте насчет комнаты у нас. Это ведь удобно, имея в виду последние события, – Маня смущенно переводит взгляд с Супина на Ритусю.

– Да конечно, привозите вещи и живите, сколько надо! Я только рада буду, – со всей лучезарной доброжелательностью подхватывает Аля.

– Спасибо, я подумаю… – кривит в улыбке рот главбух и, отодвинув кофейную чашку, встает.

– Созвонимся. Да, Мария, дайте мне ваш телефон!

Голубцова удостаивается его дружественного взгляда.

Похоже, Полкан и не вспоминает ночной совет. Неужели он не собирается ничего предпринимать ни для собственного спасения, ни для помощи Кашиной?

Когда за ним закрывается дверь, Трофим удовлетворенно кивает:

– По адвокатам бегать будет. Соломку подстилать. Просто смешно… Осторожный, чертяка.

– Законопослушный, – вздыхает Маня. – Он и во время атомной тревоги будет вести себя предельно корректно и неторопливо.

– Да я на другое и не рассчитывала. Спасибо, что вообще не двинул мне в глаз, – замечает Рита.

Выглядит она уставшей и даже не слишком красивой. От слез и бессонницы отек нос, заплыли глаза. И ноги, как замечает Аля, вроде не столь мраморны и ровны.

«Бедная девочка», – думает тетка и тут же переключается на более насущные проблемы: вспоминает, сколько денег осталось в кошельке, и хватит ли их на дневную «поправку».

Лишь Трофим – в джинсах, толстом свитере, выбритый и надушенный – пребывает в боевом настрое. Он деловито посвистывает и наливает себе третью чашку растворимого кофе.

– План мой безупречен. Я все продумал до мелочей. Главное – точное время и оптимальное место. Вот в этом Маргарита вы не должны ошибиться. Все остальное – дело техники. Моей безотказной техники. До следующей недели я в вашем полном распоряжении. А там – простите, рейс, работа. Молочные реки, кисельные берега. Да… И, надеюсь, Супин сдержит слово насчет съемной квартиры для вас с Никой, где можно спрятаться на первое время.

– Спасибо, Трофим. Давайте еще подумаем. До вечера. Вдруг что-то изменится, – лепечет Рита.

– Ну-ну… Блажен, кто верует, – взгляд волоокого философа с дерзким сердцем исполнен сочувствия.

Михаил Николаевич Кашин – поджарый мужчина с лакированной лысиной и карими глазами сидит за массивным столом и выводит пальцами дробь по дубовым разводам. Он напоминает хищного зверя, готовящегося к нападению. Напротив него сидят его верные помощники. Смуглая женщина с вечно прищуренными, настороженными глазами и тяжеловесной челюстью и рыхлый мужчина с иссиня-черными небритыми щеками, делающими его похожим на моджахеда с припрятанным в рукаве кинжалом. Кашин перестает долбить пальцами и складывает руки в гигантский замок.

– Да, никто не мог предположить, что у этого генерального, ёлы, такое паршивое сердце. Возможно его поднять на ноги за два дня? Или попробовать пронести бумаги на подпись в палату?

– Нет. Нереально, – категорично кивает женщина и выпячивает челюсть.

– Значит, приходится терять драгоценное время… Японский городовой! Ну, а что наши выкормыши-следователи? Достали нужные файлы из компьютера?