– Мэтью! – остановил его Томас. – У него друг умер!

Мэтью так и подмывало заметить, что именно Аластер и его дружки натравили демона на Джеймса, и то, что их подлый розыгрыш пошел не по плану, лежит на их совести. Однако он подозревал, что это очень огорчит Томаса.

– Ладно, пойдем, – сказал он. – Хотя у меня из головы не идет: чья же это была идея?

– Погоди-ка, Фэйрчайлд, – рявкнул Аластер. – А ты иди пока, Лайтвуд.

Томас явно встревожился, но Мэтью знал, что тот не посмеет ослушаться своего идола. Когда кузен поднял на него светло-карие глаза, Мэтью кивнул, и Томас нехотя поплелся прочь.

Как только он скрылся из виду, Мэтью и Аластер приняли боевую стойку. Мэтью понимал, что Аластер намеренно отослал Томаса. Он закусил губу, приготовившись к драке.

Но Аластер не стал драться.

– Кто ты такой, чтобы строить из себя моралиста, рассуждать о розыгрышах и отцах, учитывая обстоятельства твоего рождения?

Мэтью нахмурился.

– О чем это ты, Карстерс?

– Все говорят о твоей маме и ее неженской профессии, – ответил этот червяк, Аластер Карстерс. Мэтью нахмурился, но Аластер продолжал, повысив голос. – Женщина не может быть хорошим Консулом. Тем не менее, никто не смеет возражать против этого открыто: ведь твою мать поддерживают могущественные Лайтвуды.

– Да, мы дружим семьями, – сказал Мэтью. – Тебе не знакомо такое понятие, как дружба, Карстерс? Тогда мне жаль тебя, потому что для всех остальных оно в порядке вещей.

Аластер вскинул брови.

– О, лучшие друзья, кто бы сомневался. Твоей маме, должно быть, нужны друзья, потому что какой из твоего папы мужчина?

– Прошу прощения? – переспросил Мэтью.

– Странно, что ты родился спустя столько времени после того, как с твоим отцом произошел этот несчастный случай. – Аластер подкрутил воображаемые усы. – Странно, что семья твоего отца не хочет иметь с тобой ничего общего и требует, чтобы твоя мать отказалась от фамилии мужа. И еще примечательно, что ты ни капли не похож на своего папу, а цвет волос у тебя такой же, как у Гидеона Лайтвуда.

Гидеон Лайтвуд был отцом Томаса. Не удивительно, что Аластер отослал Томаса, прежде чем выдвинуть такое нелепое обвинение.

Оно действительно казалось абсурдным. Да, правда, что Мэтью родился белокурым, в то время как у его мамы волосы каштановые, а у отца и Чарльза Бьюфорда – рыжие. Мама Мэтью была миниатюрной, но Кук уверяла, что Мэтью обгонит в росте Чарльза Бьюфорда. Дядя Гидеон часто сопровождал маму. Мэтью знал, что он вступался за нее, когда она конфликтовала с Клэйвом. Однажды мама назвала Гидеона своим хорошим и верным другом. Мэтью никогда особо не задумывался об этом.

Мама говорила, что у его отца такое милое, дружелюбное, веснушчатое лицо. Мэтью всегда хотел быть похожим на него.

Но увы…

– Не понимаю, о чем ты, – произнес Мэтью, и собственный голос показался ему чужим.

– Генри Бранвелл тебе не отец! – выпалил Аластер. – Ты – ублюдок Гидеона Лайтвуда. Все это знают, кроме тебя.

В приступе ослепительной ярости Мэтью заехал ему кулаком в лицо. После чего отправился на поиски Кристофера, а когда нашел, вручил ему спички.

Прошло короткое, но насыщенное событиями время, прежде чем Мэтью навсегда покинул школу. За это время взорвалось крыло Академии.

Мэтью сознавал, что совершил неслыханно дерзкий поступок, но, хотя и был не в себе, предложил Джеймсу стать его парабатаем, и каким-то чудом Джеймс согласился. Мэтью и его папа договорились задержаться в лондонском доме Фэйрчайлдов, чтобы Мэтью мог побыть и с папой, и с парабатаем. С точки зрения Мэтью, все получилось как надо.

Если бы только он мог забыть.

Сумеречный базар, Лондон, 1901 год

Джем замер перед танцующим пламенем под сводами черных железных арок лондонского Базара. Он был изумлен появлением знакомого лица в таком неожиданном месте и теплым приветствием Мэтью.

Конечно, он был знаком с сыном Шарлотты. Другой ее мальчик, Чарльз, всегда держался холодно и неприветливо, когда они встречались по официальным делам. Брат Захария знал, что Безмолвные Братья должны оставаться в стороне от мира. Аластер, сын его дяди Элайаса, ясно дал это понять, когда Брат Захария в свое время обратился к нему.

Так и должно быть, прозвучали у него в голове голоса Братьев. Он не всегда мог отличить один голос от другого. Они сливались в тихий хор, исполняя беззвучную, но ни на миг не умолкающую песню.

Джем не обиделся бы на Мэтью, если бы тот относился к нему так же, как и многие другие. Но, похоже, мальчишка не разделял общего мнения. На его светлом, нежном личике проступил испуг.

– Я слишком бесцеремонен? – с тревогой спросил он. – Просто я подумал, что как парабатай Джеймса могу называть тебя так же, как и он.

Конечно, можешь, сказал Брат Захария.

Для Джеймса, его сестры Люси и сестры Аластера, Корделии, он всегда оставался просто Джемом. Захария считал эту троицу самыми милыми детьми на свете. Он понимал, что, возможно, пристрастен, но ему было неважно, как обстоит дело в действительности. Главное – он твердо верил, что это так.

Мэтью светился от радости. Захария подумал о матери Мэтью и о той доброте, которая досталась трем сиротам, когда она сама еще, по сути, была ребенком.

– В лондонском Институте только о тебе и говорят, – признался Мэтью. – Джеймс, Люси, дядя Уилл и тетя Тесса тоже. Мне кажется, я знаю тебя намного лучше, чем на самом деле, так что прошу прощения, если злоупотребляю твоей добротой.

Какие могут быть злоупотребления, когда тебе всегда рады, сказал Джем.

Улыбка Мэтью расползлась еще шире, придавая лицу особую привлекательность. Джем подумал, что тепла в мальчике даже больше, чем в его матери, и оно прямо-таки рвется наружу. Мэтью воспитывали открытым и честным, учили радоваться и доверять миру.

– Как бы я хотел послушать о ваших приключениях с дядей Уиллом и тетей Тессой! – воскликнул Мэтью. – Должно быть, вы здорово проводили время! А с нами ничего интересного не происходит. Говорят, что между тобой и тетей Тессой была настоящая роковая страсть, прежде чем ты стал Безмолвным Братом. – Мэтью спохватился. – Извини! Вечно я болтаю, что на ум взбредет! Просто я так взволнован, и мне не терпится с тобой поговорить. Конечно, нехорошо напоминать тебе о твоей прошлой жизни. Надеюсь, я тебя не расстроил и не обидел. Мир?

Мир, эхом отозвался Брат Захария, тая от умиления.

– Я уверен, у тебя мог быть жаркий роман с кем угодно, стоило тебе захотеть, – продолжал Мэтью. – Это кто угодно скажет. О господи, я опять сморозил глупость, да?

Спасибо на добром слове, сказал Брат Захария. Разве не прекрасна эта ночь?