– Все равно недостаточно далеко! – решил Рагнор Фелл. – Я немедленно отправляюсь в Париж.

Он кивнул Брату Захарии, содрогнулся при виде Мэтью и зашагал прочь. Мэтью печально помахал ему вслед.

– До свидания, профессор Фелл! – крикнул он и посмотрел на Брата Захарию. – Кристофер не хотел никаких несчастных случаев. Тот взрыв случился исключительно по моей вине.

Понимаю, сказал Брат Захария.

Хотя и не был уверен, что понимает.

– Ты наверняка хорошо знаешь Гидеона, – заметил Мэтью. Его проворный ум уже перескочил на другую тему.

Да, сказал Брат Захария. Он отличный парень.

Мэтью пожал плечами. – Как скажешь. Мне больше нравится мой дядя Габриэль. Конечно, не так сильно, как дядя Уилл.

Уилл всегда был моим любимчиком, торжественно согласился Джем.

Мэтью пожевал нижнюю губу, явно что-то обдумывая.

– Хочешь пари, дядя Джем? Спорим, я смогу затоптать этот костер ногой?

Я бы не стал этого делать, убежденно произнес Брат Захария. Мэтью, постой…

Но Мэтью уже бросился в пламя, сверкающее нефритом. Его худая фигурка в черных одеждах взмыла в воздух, словно кинжал, брошенный опытной рукой, и приземлилась в тени церковного шпиля. Обитатели Сумеречного базара разразились аплодисментами. Мэтью снял воображаемую шляпу и отвесил замысловатый поклон.

Его волосы отливали золотом в отблесках странного пламени, а лицо светилось даже в тени. Брат Захария наблюдал за его заливистым смехом, и дурное предчувствие закрадывалось в сердце. Захарию охватил внезапный страх за Мэтью, за всех замечательных и любимых детей его дорогих друзей. Когда-то ему было столько же лет, сколько Мэтью, но к тому времени они с Уиллом уже прошли через огонь и горящее серебро. Его поколение страдало во имя лучшего мира для тех, кто придет им на смену, но теперь Джему пришло в голову, что этих детей, выросших в любви и умеющих бесстрашно ходить сквозь тени, настигнет испытание грядущей катастрофой. И кто-то из них сломается.

Оставалось молиться о том, чтобы катастрофа не наступила.

Резиденция Фэйрчайлдов, Лондон, 1901 год

Мэтью все еще думал о вчерашнем походе на Сумеречный базар. В каком-то смысле он прокололся, наткнувшись на дядю Джема, хотя и был рад возможности познакомиться поближе. Возможно, дядя Джем решит, что Джейми не ошибся в выборе парабатая.

Он встал рано, чтобы помочь Кук с выпечкой. Кук страдала артритом, и мама Мэтью как-то спросила, не устала ли она с годами и не хочет ли выйти на пенсию, но Кук не пожелала оставлять работу, и никто не должен был знать, что по утрам ей на кухне помогает Мэтью. К тому же Мэтью нравилось смотреть, как папа, мама и даже Чарльз уминают приготовленный его руками завтрак. Мама всегда очень много работала, и морщинки беспокойства на ее лбу и вокруг рта никуда не девались, даже если Мэтью удавалось ее рассмешить. Она любила лепешки с клюквой, поэтому он при любой возможности пытался их испечь. Это все, что Мэтью мог для нее сделать, раз уж ему не дано стать для нее крепкой опорой, как Чарльзу.

– Чарльз Бьюфорд такой серьезный и надежный, – сказала как-то одна из маминых подруг за чаепитием в Идрисе. И, попробовав булочку с клюквой, добавила: – А Мэтью… ну, он очаровательный.

В то утро за завтраком Чарльз Бьюфорд потянулся к блюду с мамиными лепешками. Мэтью улыбнулся ему и решительно покачал головой, подвигая тарелку к локтю матери. Чарльз Бьюфорд скривился.

Шарлотта подарила ему рассеянную улыбку и снова уткнулась взглядом в скатерть. Она пребывала в мрачном настроении. Мэтью и рад был бы сказать, что это случилось впервые, но кого он хотел обмануть? За последние месяцы атмосфера в доме изменилась, и не только мать, но и отец, и даже Чарльз Бьюфорд выглядели отрешенными и порой срывались на Мэтью. Иногда его охватывал ужас при мысли о том, что рано или поздно ему расскажут, в чем дело, и объявят, что мама уходит навсегда. Мэтью казалось, что, только зная правду, он мог бы с ней смириться.

– Дорогая, – сказал папа. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Прекрасно, Генри, – ответила мама.

Мэтью любил отца безмерно, но и хорошо знал его. Даже если бы все вокруг нацепили головы попугаев, папа все равно стал бы рассказывать этим головам о своем последнем эксперименте.

Отец обеспокоенно наблюдал за матерью. Мэтью мысленно представил себе, как он говорит: «Пожалуйста, Шарлотта. Не оставляй меня».

Сердце защемило. Мэтью сложил салфетку втрое и нарушил молчание:

– Кто-нибудь может мне сказать…

Но тут открылась дверь, и вошел Гидеон Лайтвуд. Мистер Лайтвуд. Мэтью больше не мог ни думать, ни говорить о нем как о дяде Гидеоне.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Мэтью.

– Сэр! – одернула его мама. – Для тебя он сэр, Мэтью.

– Что вы здесь делаете? – переспросил Мэтью. – Сэр.

Мистеру Гидеону Лайтвуду хватило мужества улыбнуться Мэтью, после чего он подошел к столу и положил руку на плечо мамы. На глазах у отца.

– Всегда рад вас видеть, сэр, – сказал Чарльз Бьюфорд, тот еще подхалим. – Могу я предложить вам немного копченой рыбы?

– Нет-нет, спасибо, я уже позавтракал, – сказал мистер Лайтвуд. – Я просто решил сопроводить Шарлотту до Идриса через Портал.

Мама тепло улыбнулась мистеру Лайтвуду – не сравнить с улыбкой, адресованной Мэтью.

– Это очень любезно с твоей стороны, Гидеон, хотя и не обязательно.

– Очень даже обязательно, – сказал мистер Лайтвуд. – Леди всегда должен сопровождать джентльмен.

Его голос как будто дразнил. Мэтью обычно ждал окончания завтрака, чтобы отвезти отца в лабораторию, но сейчас он просто не мог вынести этого зрелища.

– Мне надо сейчас же увидеться с Джеймсом по срочному делу! – объявил он, вскакивая из-за стола.

Он хлопнул за собой дверью столовой, но прежде услышал, как мама извинилась за его поведение, а мистер Лайтвуд сказал:

– О, все в порядке. У него переходный возраст. Поверь мне, я хорошо помню, что это такое.

Мэтью забежал к себе в комнату и, встав перед зеркалом в золоченой раме, пригладил волосы, расправил манжеты и новый зеленый жилет. Он вгляделся в свое отражение. Симпатичное лицо, но не такое умное, как у остальных в его семье. Он вспомнил слова фейри: Только мелкая река может сверкать так ярко.

Он чуть наклонил голову и присмотрелся внимательнее. Многие думали, что у него глаза темные, как у мамы, но это не так. Они были такими темно-зелеными, что могли показаться карими, и только когда свет, падая под определенным углом, пробивал эту темноту, в их глубине вспыхивали изумруды. Как и все остальное в нем, его глаза таили загадку.

Он достал из рукава флакон с зельем правды, купленным втайне от дяди Джема. Даже если дядя Джем что-то заподозрил, можно было не бояться, что он проболтается. И дяде Джему всегда верили на слово: такой уж он человек.