бумагам. Попытался сосредоточиться на работе, и даже преуспел в этом, но все же взгляд его время от времени возвращался к женской фигуре на диване. Катерина успокоилась и, позабыв обо все на свете, увлеченно перелистывала страницы старой книги.

Она была почти непохожа на Марию. Другая манера двигаться и говорить, другие привычки, даже скорость речи иная. Особенно же сестры различались красотой — старшая была намного привлекательней младшей. Маша была выше, фигуристей, двигалась плавнее, кисть у нее более тонкая, губы даже не накрашенные имеют цвет алой вишни, а ресницы…

— Что-то не так?

Катя заметила его внимание, но истолковала его по-своему. Михаил, застигнутый врасплох, торопливо взмахнул листом какого-то договора и ответил:

— Да. Тут вот бумаги по Зеленым рудникам…

Катерина вдруг тепло улыбнулась.

— На севере? Помню. Вы не представляете, какой там вид на долину с Высокого пика. Кажется, что ты с облака глядишь на землю.

На мгновение она стала похожа на озорную мечтательную девочку…

Похожа на Марию. У той глаза всегда блестели так же восторженно. Даже когда шла под руку с Ивлеевым после церемонии. Тогда — особенно.

Михаил встал. Старые злость и обида душили. И вроде не причем тут вторая сестра, а невысказанные упреки жгут язык и давит на грудь нечто невыразимое.

— Пора спать, — резко сказал он, не смотря на собеседницу. — Я ночью ваши бумаги разгребать не обязан. — И все-таки вырвалось из уст злое, как он не старался сдержаться: — Вы бы, инкнесса, оделись поприличнее.

Он вышел, не дожидаясь ее реакции. Широкими шагами направился к лестнице, проклиная свою несдержанность и одновременно ощущая некоторое облегчение.

Катя, обиженная резкой сменой тона и, хоть и заслуженным, но бестактным замечанием, с яростью захлопнула книгу.

Она так и знала, что не будет ей добра от этого человека!

Часть 4

«Здравствуй, Лиза.

Вот уже который день я надеюсь на твой приезд. Иногда мне кажется, что это единственный смысл моего существования. По крайней мере другого я пока не придумала. Еще меня посещает мысль, что я хочу жить из чистого упрямства. Или чтобы кому-то что-то доказать, но, если задуматься, что я могу — слабая, одинокая, беспомощная? Иногда я с ужасом ожидаю той минуты, когда в дверь постучат. И неважно, кто это будет: следователь, который решит меня арестовать, отец с его тщеславными идеями или…

Мне снятся кошмары. Такие яркие и реалистичные, что, когда я просыпаюсь, я нахожу на себе настоящие царапины и синяки. Иногда мне кажется, что Евстафий зовет меня к себе…

Я схожу с ума?

Мне страшно.

Ты все равно не прочтешь мое послание, так как я не собираюсь тебе его отсылать, а потому я спокойно могу признаться в своих слабостях и страхах.

Кстати, я ужасно сердита на твоего брата. У него такой суровый вид, что порой я боюсь к нему подходить. А еще пару дней назад он наговорил мне гадостей, и мы с тех пор только здороваемся сквозь зубы.

Может ты его обратно заберешь? Только так, чтобы он как-то быстренько все разобрать успел. У меня немного собственных денег, но я доплачу за спешку. Сколько смогу. Ты знаешь, я всегда возвращаю долги. И пусть на настоящее время у меня нет другой кандидатуры на его место, знаешь, я бы гораздо больше обрадовалась тебе, чем ему. Хотя он бесспорно хороший человек и замечательный юрист, просто для меня он чужой, а мне сейчас так нужен кто-то рядом…

Ведь я здесь совсем одна.

Лиза, милая, приезжай, пожалуйста, поскорее. Я очень тебя жду.»

Катя смяла лист бумаги и бросила в корзину. Это глупое письмо она точно отправлять не будет. Не хватало еще выглядеть жалкой сумасшедшей в глазах единственной подруги!

Съехал со стопки бумаг какой-то договор и звучно шлепнулся на пол. Вдова вздрогнула.

Открылась дверь. На пороге кабинета возник хмурый Михаил.

— Доброе утро.

Катя вопреки собственному желанию, обрадовалась его приходу. В последнее время ей стало тяжело находится одной в этом доме. А больше нигде места ей не было. Да и это у нее желали отобрать.

— Доброе.

Мужчина ее энтузиазм не оценил. Сел в кресло напротив, демонстративно закрылся какими-то листами. Катя не обиделась. Одно его присутствие, пусть даже молчаливое, позволяло ей чувствовать себя уверенней и спокойнее.

Катерина принялась старательно сочинять ответ в газету, из которой прислали на одобрение статью про покойного мужа. Некоторые места ей очень не понравились, и надо было подвести редактора к мысли их убрать или изменить, но так, чтобы он не обиделся. Игра словами всегда давалась Кате тяжело, и она уже больше часа маялась с этой проблемой. Пока вдруг из-под пера не полились строки, обращенные к Лизе…

Пустое. Надо думать о делах насущных.

— Вы долго собираетесь медитировать над бумагой?

Екатерина встрепенулась и посмотрела на Михаила. Он был зол и подавлен. Под глазами залегли круги. По ночам он что ли работает? Вполне возможно. Наверно, тоже очень хочет поскорее со всем разобраться и избавиться от ее общества.

— У вас круги под глазами. Вы работаете допоздна? Давайте, я вам как-то это компенсирую. Можем пересмотреть пункт об оплате в договоре.

Климский поджал губы. Деньги. Все сводится к деньгам. Женщины способны думать о чем-нибудь еще?

— Поговорим об этом, когда я пересмотрю все бумаги. С парой договоров есть некоторые затруднения.

— Да, я помню, — кивнула Катя, и прядка волос выбилась из ее простой домашней прически. — Вы говорили что-то о Зеленых рудниках.

Юрист тоже вспомнил их беседу.

— Да. Вы там были?

Екатерина улыбнулась. Лицо ее преобразилось, черты сделались мягче и живее, глаза заблестели.

— Была. Прекрасное место.

— Вам нравится путешествовать?

Катя в притворном ужасе замахала руками.

— Нет! Как может нравиться спать на земле, не иметь возможности нормально помыться и расчесаться? Но там такая природа! Это невозможно забыть! Такого в городе не встретишь, — она с тоской посмотрела за окно.

За окном лил дождь.

— Зачем же вы тогда ездили с мужем?

Мережская нахмурилась.

— Как будто меня кто-то спрашивал, — вырвалось у нее.

Михаил прищурился. Его вдруг посетила новая неожиданная мысль.

— Катерина… Супруг вас обижал?

Катя изменилась моментально: встала, нависла коршуном над собеседником, смотря на него с негодованием и гневом.

— Не смейте строить предположений, уничижительных для нашей семьи! Решили поиграть в детектива? Вы здесь не для того, чтобы вопросы задавать, а для того, чтобы работать. Вот и работайте. Наши личные дела вас не касаются. Никого не касаются! Евстафий был хорошим человеком! Лучше многих! Он единственный обо