В обшем-то этот эпизод не особенно достоин упоминания, если бы он не завершился посадкой «на живот» на этом новом «сто девятом». Я загрузил в багажный отсек ящик из-под боеприпасов, полный вишен, и радостный вылетел в Гостагаевскую. По прибытии туда я пролетел на такой малой высоте, что «восхищенный» командир группы, майор Визе[56], был близок к тому, чтобы отдать меня в ведение военного трибунала за нарушение параграфа 92[57].

Пронесшись над летным полем, я начал рискованный энергичный разворот для захода на посадку. Все прошло хорошо и гладко. Однако около самой земли я обнаружил, что машина стала «проваливаться». И тут же лопасти пропеллера замолотили по траве. В тот же самый момент мне стало ясно, что я забыл выпустить шасси.

Тем, кто поспешно прибыл мне на помощь, я объяснил, что, несмотря на все мои усилия, шасси отказывались выходить, и, таким образом, я был вынужден сесть «на живот». На вопрос, почему же я не полетел на свой собственный аэродром в Анапе и не совершил там аварийную посадку, я, запинаясь, ответил, что возвращался из боевого вылета и у меня было мало топлива.

К счастью, никто не обнаружил вишен, иначе у меня были бы неприятности. Позднее, когда толпа рассеялась, я достал свой груз и вручил его Герберту. Должно быть, я выглядел довольно глупо, потому что Герберт хохотал от души.

Я вернулся в Анапу на автомобиле. Гауптман Кюхле уже узнал о случившемся по телефону и приказал, чтобы я прибыл к нему с рапортом. На «допросе» я решил не скрывать правду и сказал: «Герр гауптман, я забыл выпустить шасси. Машина получила 9 процентов повреждений и может быть отремонтирована. Вся ответственность за аварию только на мне».

Кюхле несколько секунд смотрел на меня, а затем произнес: «Пусть это послужит вам предупреждением! Вопрос закрыт».

И действительно, эти слова возымели больший эффект, нежели любое наказание. С того времени я никогда больше не допускал аварий из-за своей ошибки.

Дела пошли немного по-другому после моего несостоявшегося «вознесения на небеса». По совету фельдфебеля Хейнца Захсенберга, имевшего прозвище Нытик, я оставил в кассе офицерской столовой 200 марок с инструкцией, что их надо будет потратить на покупку спиртного, если я не вернусь из полета, чтобы моя душа могла отправиться на небеса, как положено летчику-истребителю. Да, традиции строго соблюдались! Поскольку Хейнц неоднократно заявлял, что я продержусь недолго, то я, чтобы досадить ему, увеличил этот фонд до 250 марок. Фактически Хейнц мог оказаться прав, если бы мне еще раз неправдоподобно не повезло.

В ходе воздушного боя около Крымской меня в первый раз смогла подбить одна из «Аэрокобр». Русский приближался ко мне точно спереди. Я очень не любил этого, потому что, с одной стороны, «сто девятый» было легко повредить спереди, а с другой стороны, обзор был чрезвычайно затруднен сверкавшими вражескими пушками. На сей раз не было никакой возможности избежать этого, поскольку позади меня также был самолет противника.

Так что я нажал на кнопки спуска и начал стрелять из всего, что у меня было. За несколько мгновений до того, как мы должны были столкнуться, русский внезапно пошел вверх. В тот же самый момент раздался удар, и лобовое стекло моей кабины залило масло.

Вражеский самолет все еще был позади меня. Я перевернул свой самолет на спину и потянул ручку управления на себя. Это был успешный маневр, но я понятия не имел, где я был и в каком направлении летел. Стрелка компаса еще не стабилизировалась, а я не мог видеть землю. Если русский все еще был позади меня, то до небес было недалеко. Я открыл боковую створку фонаря, чтобы сориентироваться, и увидел трассеры, летевшие назад и вверх, и понял, что нахожусь над линией фронта. У меня больше не было выбора, поскольку лобовое стекло теперь было полностью покрыто толстым слоем масла, самолет был явно никуда не годен, и его трясло настолько сильно, что я едва мог удерживать его под контролем. Поэтому я не стал медлить и направил свой «Мессершмит» вниз в виноградник. Это была моя посадка «на живот» номер три.

Мне повезло, что привязные ремни были затянуты, потому что машина взбрыкивала и подпрыгивала, словно взбесилась. Наконец это неистовое движение прекратилось, но не прежде, чем я несколько раз ударился головой о свой прицел. Я быстро выбрался наружу и осмотрелся вокруг. Я действительно был на немецкой территории? Да, я должен был быть на ней, по крайней мере, согласно отметкам на карте.

Затем появилось полдюжины немецких солдат, которые помогли мне сбить огонь в моторном отсеке.

С их помощью я снял рацию, часы с приборной доски и аккумулятор. Зажав свой парашют и карту под мышкой, я поспешил с ними в направлении ближайшего командного пункта. Там я до вечера прождал автомобиль, который должен был забрать меня.

Я вошел в нашу офицерскую столовую в Анапе приблизительно в два часа ночи. А теперь главное! Там были все пилоты эскадрильи, которые под руководством Захсенберга пили за мой упокой. Ни один из них не мог поверить в то, что я снова вернусь назад. 150 из 250 марок уже были потрачены, но я не хотел показаться занудой. Надо было все забыть и извлечь лучшее даже из плохого. Так что я пропраздновал с ними до раннего утра. Только вместо моего вознесения на небеса мы отмечали мое спасение.

Для меня в Анапе был еще один знаменательный момент. В один день я был награжден Железными крестами 1-го и 2-го класса. Некогда я дал твердое обещание не использовать отпуск, пока не получу эти награды. Теперь, когда я добился этого, меня больше ничего не удерживало на фронте, и я начал готовиться к поездке домой. Но сначала была еще одна вечеринка с «пивной бомбой», и еще раз ее зачинщиком стал Хейнц Захсенберг.

Обширные запасы шампанского, сделанные в Анапе, наконец закончились. Поэтому при помощи хозяина нашего дома, умудренного жизнью русского, мы попробовали приготовить из отстоявшегося вина шнапс. Но полученный продукт был ужасным, он страшно вонял и обжигал рот. И когда один из пилотов пережил приступ временной слепоты, мы зареклись употреблять этот продукт, предпочитая терпеть свою жажду.

Но, в конце концов, подобная жажда тоже не очень приятное состояние, так что Хейнц пообещал решить эту проблему. Он должен был вылететь в Николаев и вскоре сообщил оттуда, что вернется во второй половине дня и привезет с собой достаточное количество пива. Естественно, все пунктуально собрались на командном пункте. Немного спустя над аэродромом пронесся «сто девятый». Под его животом была огромная бомба или, по крайней мере, то, что напоминало ее.

Мы знали, что это такое, но сохраняли спокойствие и понимающе улыбались. Те же, кто был не в курсе, удивились. Самолет набрал высоту и сделал три круга, но затем Хейнц все же посадил его и остановил точно в конце посадочной полосы. Захсенберг действительно смог благополучно приземлиться с опасной штукой. Мы поспешили туда и были поражены тем, что Хейнц смог сделать. От бочки пива, а это была именно она, до земли было всего пять сантиметров, и она почти полностью занимала узкое пространство между стойками шасси. Хейнц с этой бочкой взлетел из Николаева и без каких-либо происшествий доставил ее в Анапу. Это был искусный трюк, и, естественно, он вызвал подобающее восхищение.