— Ой, какой краси-и-ивый!..

— Девицы, ему уже под сорок, и для вас он древний дед! — постным голосом сообщил Пашка. — Королева моя, а ты что на него смотришь такими глазами?!

— Полторецкий, почему я не имею права посмотреть на красивого человека?! Да, и в самом деле хорош… — Соня улыбнулась, глядя на экран. — Думаю, женщины на него вешаются гроздьями до сих пор!

С монитора на них смотрело смуглое, немного жестковатое, с резкими чертами лицо темноволосого мужчины в перепачканной красками футболке. Серые глаза слегка щурились из-под густых бровей. Через скулу тянулся едва заметный шрам.

— На разведчика похож… — сладко вздохнула Белка. — На этого… Джеймса Бонда, вот! Прямо в боевике снимать можно… Паш, посмотри, а жена у него есть?

— Гринберг, у него жена умерла десять лет назад! — напомнил Батон.

— Ой! Сто раз мог еще жениться! Лапочкатакая!

— Не вижу никакой жены… — Пашка всматривался в строчки текста. — Ага, слушайте! Кажется, это то, что нам надо! «Вадим Аскольский окончил Московский институт иностранных языков и лингвистики, специализируясь на бразильской литературе. Известен как переводчик художественных текстов и искусствоведческих статей. Также широко знаменит своими полотнами и скульптурами на тему бразильской макумбы. Ему принадлежит скульптурная группа «Жены Шанго» и полотно «Гнев богини Янсан», которое было куплено послом Бразилии для своей резиденции на Кубе. Критикой весьма доброжелательно отмечены выставки Вадима Аскольского в Бразильском культурном центре. Его картины характеризуют яркие и контрастные тона, напоминающие африканский «наив», цельные образы богов и богинь, эмоциональный колорит и любовь к жизни во всех ее гранях».

— Действительно! — восхитилась Соня, рассматривая сменяющиеся на мониторе фотографии картин Аскольского. Яркие сочетания белого и зеленого, красного и черного, желтого и голубого радовали глаз. Африканские лица улыбались и плакали, великолепные женщины поднимались из морской пены. Черные атлеты в ритуальных одеждах вздымали мечи. Обнаженная жрица бежала под полной луной, прижимая к себе ребенка… На эти таинственные, полные жизни и силы картины хотелось смотреть снова и снова.

— Я искал Барона Самди и Маму Бриджит, но не нашел. Хотя может быть, что на сайте их просто нет. Выходит, что этот Вадим Аскольский не только переводчик, но и художник. И скульптор! Хотя ни Строгановки, ни Суриковского не заканчивал. Зуб даю, что нашего Барончика делал он! Вполне в его стиле…

— Посмотрите, опять фотография! — воскликнула Соня. — Полторецкий, останови! Вот! «Вадим Аскольский работает с натурщицей».

На фотографии Аскольский был снят со спины, а почти весь кадр занимала черная женщина, стоящая перед художником на низком табурете и завернутая в простыню. Волосы ее были завязаны в высокий узел. С замкнутого, сумрачного лица смотрели чуть раскосые светлые глаза.

— Красивая… — прошептала Соня. — Но какая-то… отталкивающая. Очень неприятный взгляд. Но фигура прекрасная, нечего сказать, — настоящая натурщица! Там не написано, кто она?

— Нет. Какая-нибудь студентка из института Лумумбы… Хотя для студентки старовата. Да бог с ней! Зато!!! — Пашка выдержал театральную паузу и щелкнул мышью, открывая следующую страницу. — Вуаля! Встречайте! Наша Тереза!

Тут спрыгнул с подоконника даже Атаманов. И вместе со всеми изумленно воззрился на фотографию Вадима Аскольского в обнимку со смеющейся Терезой.

— Она? Точно она! — довольно сказал Пашка, откидываясь в кресле. — И вот подпись: «Вадим Аскольский с дочерью»! Ну, королева моя, что скажешь? Я гений?!

— Ты безнадежный пижон, — машинально ответила Соня.

— Так значит, Терезка — дочь художника Аскольского?! — завопила Полундра. — Вот это да!!! Вот это да!!! Правильно, у нее же мать была африканка! А отец белый! А сама она — мулатка! Все сходится!!!

— Скорее всего, мать ее была не африканка, а черная бразильянка, — задумчиво сказала Соня, вытесняя из-за компьютера опешившего Пашку и усаживаясь перед экраном сама. — Тереза изучает португальский язык, занимается капоэйрой, играет в пьесе Жоржи Амаду… Это все Бразилия, а не Африка!

— Но ведь библиотекарша в институте сказала, что мать Терезы была из Африки! — напомнила Белка.

— Библиотекарша могла забыть или вовсе не знать! Чернокожая — значит, африканка, все почему-то так думают! А в Бразилии черных людей — половина населения! И на Кубе, и в Америке! Более того… — загадочно улыбаясь, Соня закрыла сайт Вадима Аскольского, пробежалась пальцами по клавишам, и на мониторе загорелись красочные, искрящиеся буквы: «Бразильский культурный центр в Москве! События и мероприятия декабря!»

— Сейчас найду, — бормотала она, не замечая удивленных взглядов ребят. — Так… «Курсы бразильского португальского»… Выставка «Бразильские художники в Москве»… «Творческий вечер Эсмералды Альварес»… «Концерт «Огни Сан-Пауло»… Ага, вот! «Новогодний спектакль молодежной театральной студии — «Тереза Батиста, уставшая воевать»! По мотивам произведений Жоржи Амаду! Спектакль идет на португальском языке! В роли Терезы Батисты, а также Янсан, богини битвы, — Тереза Аскольская!»

— Сонька, ну как ты додумалась?! — восхищался Пашка, когда все уже сидели за столом и дружно уминали Натэлин грибной пирог. — Ты же еще не знала, что Тереза — дочь Вадима Аскольского? На него мы с дедом всего час назад вышли! А ты, значит, вместо того чтобы зубрить свою теорию композиции, висела в Интернете? Шелупонь, и эта девушка еще меня ругает за легкомыслие! Где справедливость?!

— С кем поведешься, от того и наберешься, Полторецкий! — парировала Соня. — А «висела в Интернете» я ровно две минуты — в отличие от тебя! Понимаешь, я вчера так и не смогла понять, зачем было Терезе вас обманывать со своей школой. Мы ведь выяснили, что никакой школы иностранных языков с изучением португальского на Таганке нет! И Дома культуры тоже не нашли. Тем не менее Тереза вас приглашала на свой спектакль! К чему ей было выдумывать такое? И я просто наудачу забила в поисковик «Таганка, спектакль, декабрь, Жоржи Амаду». И сразу высветился Бразильский культурный центр! А дальше было совсем просто…

— Богиня дедукции! — провозгласил Пашка и сунулся к Соне с поцелуем. Та отмахнулась от него куском пирога:

— С ума сошел! Дети кругом!

— Твои дети давно уже сами… — обиделся было Пашка, но его перебил трубный вопль Полундры:

— Все, парни, расследование закончено! Завтра едем в тот культурный центр, возвращаем Барона и знакомим Терезку как следует с нашим Андрюхой! Он как раз и похудеть за это время успел! Немножко… Батон, выплюнь пирог немедленно, в нем калорий через край!!!

— Юлька, Юлька, не пори горячку! — чуть не поперхнулся Пашка. — Батон, жуй спокойно, такими пирогами не плюются! Что шоколадка наша нашлась — это, конечно, здорово, но… Предположим, вернем мы ей Самди и шарфик. Тереза нам скажет спасибо, мило улыбнется, она девочка воспитанная… И — адьос, команданте! Больше мы ее никогда не увидим! А вот я бы сначала выяснил состав жидкости. Ну, той самой, из Барона. В колбочке. Очень мне интересно — знала Тереза про нее или нет? И если не знала, то почему такая перепуганная была? А вдруг там в самом деле яд? Соня, а что ты ахаешь? Думаешь, не может быть? И потом, если Барона в самом деле сделал отец Терезы — откуда она его тогда волокла? Ведь шоколадка наша не из Москвы, а в Москву ехала! Она же села в Апрелевке, правильно? И везла ценную статуэтку с ядом в башке! А в шарфе у нее торчало билонго, про которое она, скорее всего, не знала! Но догадывалась, поскольку была на грани нервного срыва! Нет, что-то тут еще нечисто…