— Вот именно! Там занимается наша Тереза! И туда мы завтра идем на концерт! Стало быть… эта Мама Бриджит еще и учительница?!. Бо-о-оже мой, как только к детям подпускают таких шарлатанок?

— Соня, — внушительно сказала Нина Вахтанговна. — В нынешних школах, к сожалению, такие зарплаты, что учителя скоро начнут грабить в переулках, не то что гадать на картах! И в театрах не лучше! По крайней мере, одна моя знакомая танцовщица кордебалета по утрам моет лестницы в элитном доме!

— По-моему, эта Роза Сентейрос и преподаватель такой же, как гадалка, — липовый! — недоверчиво произнесла Соня. — Если честно, мне гораздо больше понравилась ее секретарша. Никогда в жизни не видела такой красоты! В молодости, наверное, была известная артистка! Или «мисс Африка»!

— Или «мисс Бразилия»… — задумчиво заметила Нино Вахтанговна. — О, вон подъехал Павел, доедай пирожные, Сонечка. Мы свою задачу выполнили на все сто. Кстати, может быть, переведешься из своей консерватории в театральный вуз? Я могла бы поспособствовать… Так художественно рыдать по заказу — это, знаешь ли, не каждому дано! Я лично научилась, только когда сыграла Раневскую в «Вишневом саде»! У тебя настоящий талант, и…

— Мама этого не переживет, — твердо проговорила Соня. — А Полторецкий меня просто застрелит. Вообразите, он меня однажды застал у консерватории вместе с моим преподавателем музтеории… Валерий Константинович объяснял мне некоторые особенности политонального наложения у Баха… так Пашка, дурак, ревнует до сих пор! И несет такую чушь, что слушать противно! А вы говорите — театр!

— Ах, как это восхитительно, когда мужчина ревнует! — улыбнулась Нино Вахтанговна. — Мой второй муж однажды бегал за мной по Верийскому кварталу с «парабеллумом»! Весь двор свесился в окна! Я голосила: «Гури, это не то, что ты думаешь!» А он кричал: «Что я должен думать, несчастная, когда с твоего балкона прыгают генералы?!» И ведь все врал, бессовестный! Какие генералы, вах… Всего-навсего полковник Кавчарадзе! В Тбилиси это вспоминают до сих пор! Ах, какое чудное, какое прекрасное было время…

— Да чего же в этом прекрасного, Нино Вахтанговна?! — возмутилась Соня.

— Будет что написать в мемуарах, девочка моя! — улыбнулась старая актриса, и тут уже Соня не нашлась, что возразить.

В пятницу снег валил с самого утра. Сугробы возле дома Юльки Полундры выросли вдвое, усталые дворники не успевали очищать тротуары. Кусты у подъезда клонились чуть не до земли под тяжелыми шапками снега.

— Да что же это такое! — возмущалась замерзшая Полундра, прыгая вокруг лавочки в обнимку с рюкзаком, из которого ехидно поглядывал Барон Самди. — Пацан — а собирается, как Золушка! Я в два счета оделась! Натэла тоже! Даже Белка! А этот…

Атаманов рядом мрачно молчал: ему тоже было холодно.

Выехать собирались еще полчаса назад. Но, когда все уже были в сборе около подъезда, у Атаманова вдруг зазвонил мобильный. Серега слушал голос Батона в трубке, постепенно меняясь в лице. Затем повернулся к девчонкам и замогильным голосом сообщил, что Андрюха никуда не едет.

— Бабуля его на собрание пенсионерок уперлась! А у него рубашка неглажена! Попробовал сам и спалил ее утюгом! А на джинсах пятно от растворителя! А штаны школьные в мелу все! И он орет, что теперь вообще никуда не пойдет! И чтобы мы без него ехали! Тьфу, холера, будто МНЕ эта Тереза нужна!!! И где это его бабку носит? Раз в жизни понадобилась — и вот вам!

— Нэ говори так про пожилого человека, — строго сказала Натэла. Передала притихшему Сереге свою сумочку и молча ушла в подъезд Батона. Атаманов проводил ее озадаченным взглядом:

— Куда это она?..

— Андрюхины штанчики реанимировать! — хихикнула Полундра. — Вот увидишь, сейчас на раз-два все наладится! Это же НАТЭЛА!

Юлька не ошиблась. Через четверть часа, когда девчонки уже превратились в льдышки, а Атаманов выражал свои мысли сплошь непечатным текстом, дверь подъезда распахнулась. К друзьям выбежал взъерошенный, но вполне прилично одетый Батон, а за ним выплыла негодующая Натэла.

— Вах, что за люди эти мужчины! Ничего сами не могут, ни-че-го! Пятно оттереть — проблема! Рубашку погладить — истерика! Мел с брюк счистить — с-са-ма-убийство!!! Бабушка говорит, что эти люди женятся только потому, что есть хотят, а готовить не умеют! И стирать не умеют, и гладить, и окна мыть, и сациви варить, и баклажаны с аджикой на зиму закатывать! О-о-о, как дети малые… Андрей, садись в машину аккуратно! Я не затем тебе стрелки отпарила, чтобы ты их измял сразу!

Атаманов с Батоном прикинулись напрочь оглохшими. Белка рассмеялась. А Полундра с досадой подумала, что из всего, что перечислила Натэла, она, Юлька, тоже не сумеет ничегошеньки. Разве что спалить омлет на сковороде.

«Ох, и почему я не пацан!.. — горестно вздохнула она. — Выросла б, женилась, и никаких проблем, права Натэлка! А теперь учись вот… сациви варить на старости лет. А зачем, если я его не ем?!»

— Эй, шелупонь! — из белой «Волги», стоящей у края тротуара, высунулась Пашкина голова. — Долго вас дожидаться? Нам еще Соню от консерватории забирать! Живо в машину, а то я вас сам в аджику закатаю! Пробки повсюду!

К началу спектакля они, разумеется, опоздали. Коридоры культурного центра Бразилии уже были пусты, а из зала доносился рокочущий ритм ударных. Всю дорогу Соня беспокоилась, пропустят ли их на спектакль без билетов и приглашений. Но Пашка так уверенно сказал охраннику на входе: «Мы друзья Терезы Аскольской, по ее личному приглашению!», что их даже не стали расспрашивать.

— Спектакль уже идет, раздевайтесь и проходите в зал!

В зале было темным-темно. Казалось, что яростный, глухой рокот барабанов исходит прямо из этой темноты. Полундре стало даже слегка не по себе. Небольшую сцену заливал луч света. В луче кружилась танцовщица в желтом платье, и Юлька сразу же узнала Терезу. Она ткнула сидящего рядом Батона в бок:

— Видишь? Вон она, твоя шоколадка, в желтом!

— Вижу, отвали… — пробурчал он. — Не мешай смотреть!

Полундра обиженно засопела, отодвинулась — и через полминуты напрочь забыла про Батоновы чувства и его самого.

Что и говорить, танцевала эта Тереза классно! Тоненькая фигурка изгибалась, качалась и словно пульсировала в ритме барабанов — то вытягиваясь в струнку, то почти припадая к земле. Но вот барабаны усилили ритм, зазвучали тяжко, угрожающе — и из-за кулис вылетела еще одна танцовщица. Она была старше и выше тоненькой Терезы, в кипенно-белых одеждах, с белым же тюрбаном на голове. Тереза низко склонилась, простерла к ней руки, словно умоляя о чем-то, застыла — и новая танцовщица задвигалась в яростном ритме, продолжая танец. Пораженная Юлька заметила, что взрослая танцовщица — не мулатка, а совсем чернокожая.

Соня, невесть когда успевшая раздобыть программку, вполголоса читала при свете мобильного телефона:

— «Первое действие. Тереза Батиста в отчаянии, любимый покинул ее, уплыв в море. Тереза призывает Йеманжу, богиню моря, и просит, чтобы Жану невредимым вернулся к ней. Йеманжа спускается к Терезе и обещает исполнить ее просьбу…» Та-а-ак… Значит, эта, в белом, — богиня моря? Двигается, надо сказать, великолепно…