Антон осторожно подошел к избушке, втянул носом запах жилища — дыма и еды. За ужин и постель он готов был предоставить себя на съедение ведьме, лешему и любому другому маргиналу, занимавшему эти хоромы.

— Хозяева! — крикнул он. — Есть кто дома?

Тяжелая дверь со скрипом раскрылась, но вместо ожидаемой Бабы яги на крыльцо вышла девушка в свитере поверх сарафана.

— Извините, — начал Антон, — я заблудился. Не подскажите, как мне пройти… куда‑нибудь?

— Куда‑нибудь? — хихикнула девушка. — Куда‑нибудь вы уже пришли. Дееед!

На крыльце появился аккуратный старичок в валенках и черно‑красной клетчатой рубашке, заправленной в спортивные штаны. На большом носу его сидели большие очки в толстой оправе.

— Ты кто, мил человек? Откуда и куда идешь? — нараспев проговорил дед, спускаясь с крыльца.

— Да вот, заблудился. Шел из Красных Огурцов в Ильичевские Заимки по лесу…

— А вы сами откуда? — спросила девушка.

— Из Москвы… — Антон смутился. Ему показалось, что в этих обстоятельствах быть москвичом как‑то не очень прилично.

— Да, занеслооо, — протянул дед. — До Заимок тут еще топать и топать. Да ты заходи!

— Мне неудобно, — бормотал Антон, заходя.

— Давай, давай, — ласково подгонял дед. — Накормим, напоим, спать уложим. Слава науке, не хуже, чем в гостинице.

Дом произвел на Антона совершенно завораживающее впечатление. Предметы деревенского быта соседствовали тут с неожиданными чудесами техники. Под потолком висели пучки трав, обдуваемые маленькими вентиляторами, что создавало в избе удивительную шумо‑обонятельную атмосферу. В гостиной, которую Антон, подумав, назвал про себя горницей, высилась гигантская печь, от нее по стенам змеились медные трубки, а над печной заслонкой Антон заметил набор датчиков со стрелками, вделанных в штукатурку. От кресла‑качалки тянулись провода, между окон висели коробки с мигающими индикаторами. Антон подумал, что если в наше время и есть колдуны, то их жилище должно выглядеть именно так.

Обитатели дома, дедушка по имени Степан Трофимович и его внучка Дуня, проявили такую активность, как будто последние десять лет только и ждали появления голодного и уставшего москвича. Дуня, отправив Антона умываться и удивляться сенсорной регулировке горячей и холодной воды, успела за пять минут полностью уставить стол тарелками со снедью. Возможно и даже наверняка это говорили голод и усталость, но Антону показалось, что он никогда еще не ел такой вкусной картошки с грибами, не пил такой чистой воды и не сидел на таком мягком диване. Хозяева много говорили, смеялись, обильно употребляя уменьшительно‑ласкательные суффиксы — «снимайте ботиночки, возьмите еще картошечки, сейчас принесу вилочку». Антон даже не отказался от «рюмочки водочки». Конечно, им тут скучно живется, изголодались по общению, думал он. Кошмар, если вдуматься, жить в такой дыре, а они ничего, веселые. В этом что‑то есть.

Дед рассказывал про свой дом, богато формулируя, особенно когда речь шла о технике и сельском хозяйстве. Видно было, что человек образованный.

— Вы кто про профессии? — спросил Антон.

— Я — изобретатель, — приосанившись, отвечал Степан Трофимович, как видно, любивший этот вопрос. — У меня пятьдесят четыре официальных патента! Электромеханика, электроника, просто механика. Работал в Москве, в НИИ машиностроения, потом на пенсию вышел, сюда переехал, но дела своего не бросаю! Тут все — моих рук дело. Полное самообеспечение — электричество, водоснабжение. У меня мастерская — загляденье. Да я покажу.

Пришлось посмотреть и мастерскую — отдельную постройку, тоже бревенчатую, солидную. Хороша была мастерская — столы, верстаки, батареи инструментов, понятных и непонятных. Круг интересов хозяина был весьма широк: тут были и тиски, и рубанки, и осциллографы, и токарный станок, и пробирки. Недремлющий дизайнерский мозг выдал Антону термин «стимпанк». Он давно мечтал оформить что‑нибудь в этом экстравагантном стиле.

— А вот моя гордость, дело всей жизни. — Дедушка откинул покрывало с чего‑то похожего на напольные весы с колесом. — Это прялка! Я назвал ее «Россия Великая». С гироскопической роторной тягой!

— Я не очень разбираюсь в прялках… Но выглядит впечатляюще.

Деревянная прялка с колесом, тросиками и шестеренками сияла лакированными боками в электрическом свете. Все плоскости ее были разрисованы цветами, конями и звездами, чем делали «Россию Великую» похожей на помесь орудия пыток и палехской шкатулки. Дав Антону полюбоваться, дед выключил свет и повел его обратно в дом.

— И знаешь, какая у меня мечта? Подарить прялку «Россия Великая» Якубовичу на «Поле чудес». Чтобы стояла у него в музее… Конечно, это чистое искусство, механические прялки сейчас никому не нужны. Но для тех, кто понимает… Леонардо да Винчи бы понял. Циолковский бы понял. Ну и Якубович, конечно, поймет, он ведь все понимает…

Антон припомнил усатое лицо Якубовича, который уже почти полвека крутит барабан, и внутренне согласился, что, наверное, после стольких лет на «Поле чудес» он уж действительно все понимает.

Дуня смеялась, когда Антон рассказывал о Москве, объяснял, что такое дизайн интерьеров и почему он в кроссовках. Ей был двадцать один год, и вся она была под стать дому — ловкая, здоровая, с ямочками на щеках. Если ее накрасить, да причесать, думал слегка захмелевший Антон, да приодеть…

От предложения «сходить в баньку» Антон никак не мог отказаться, хотя баню не любил. Во‑первых, давно надо было помыться, во‑вторых, дед с таким энтузиазмом тер ладоши, когда говорил о баньке, так красиво произносил «теплопроводность бруса», что Антон сказал: «Банька — отлично!»

И тут все прошло как в городской фантазии про деревню — березовые веники, хвойное масло, кадушки с ледяной водой. Дуня без церемоний суетилась в предбаннике в мокрой белой сорочке, чем смущала Антона и от этого очень мило смущалась сама.

Последним пунктом программы «русское гостеприимство экстра плюс» значилось распитие наливки после баньки у костра.

Антон, завернутый в плед, уже позабывший, кто он и как он сюда попал, смотрел то на мечущееся пламя костра, то на звезды, совершенно разомлев.

— Ты добрый человек, — задумчиво произнес дедушка. — Хороший. Я это сразу почувствовал.

— Я обычный, — вяло возразил Антон.

— Ты сам себя не знаешь, а я — я все чувствую. Я в глубь вещей могу смотреть.

— Ну, вам виднее. Раз вы говорите — значит, я добрый человек.

— Почему ты думаешь я сюда переехал? Здесь места особые. Еще после войны были секретные исследования, тут энергетическая аномалия, место силы. Тут у человека открываются такие способности, что он и не подозревал. Я когда тут поселился, у меня изобретения прямо поперли, один ресивер мой двухфазный сколько шуму наделал…

Дед замолчал, улетев мыслями куда‑то далеко, в мир ресиверов и энергий.