У Геннадия голова шла кругом. Он посмотрел на авторитета:

— Зия не была девственницей. Она была проституткой.

— Кто сказал?

— Её сутенёр.

— Брось… Она была целкой. Дело тебе ясное. Скажешь мне сейчас «нет» — денег не увидишь, и папик в тюрьму пойдёт — мы эту запись сдадим твоим коллегам, а там — дело техники. И твоей карьере хана придёт. Мент — сын сексуального маньяка! Такую лажу сейчас на тормозах не спустят, да и не нужен ты никому, чтобы за тебя задницу рвали… А папика ещё в тюрьме додавим… Сначала скажем, что сынок мог спасти, да бросил отца, а потом, когда он переживёт все душевные муки и простит тебя (твой отец очень любит тебя, ты это знаешь), тогда зачморим, доведём до самоубийства!

Жесткий, стальной голос Ондатра доказывал, что выбор у Геннадия невелик.

— И что ты хочешь? — устало, как сквозь дрёму, спросил Геннадий. Ему сейчас было всё равно, что от него потребуют, лишь бы поскорее уйти отсюда, стряхнуть этот кошмар…

— Браток наш у тебя в СИЗО сидит. Дело дрянь — мента завалил… Отпусти его.

— Как?

— Твои дела… Я не тороплю. Прикинь, как лучше это сделать, но требование — огради его от любых контактов и сам под него не копай. У меня люди везде есть, я сразу узнаю… Понимаешь? За неделю управишься — и деньги твои. И папика спасёшь…

В холл вошёл Гордей.

— Ну чё, узнал? — громко спросил Ондатр.

— Это люди Пантелея работали.

— Понял, кто тебя опустил?.. Пантелей. Да, у Пантелея сегодня юбилей. Ладно, иди и думай…

Геннадий поднялся, Гордей всунул ему в руку диск с записью отцовского соития с Зией.

— Гордей, заедь к Пантелею в ресторан, передай от меня букет роз, — велел Ондатр.

«Мерседес» мчался в ночи. Геннадий сидел на заднем сиденье, все ещё находясь в состоянии отупения от увиденного и услышанного — отец влез в дерьмо по самые уши, преступники требуют выпустить своего подельника, предлагают деньги…

— Сейчас, начальник, я цветы передам и домой тебя завезу, — обернулся к нему с переднего сиденья Гордей.

«Мерседес» встал у сверкающего неоновой рекламой ресторана. Вокруг было тесно от дорогих иномарок.

Геннадий вдруг узнал машину Самсонова. Да, его рыдван, номер его. Так вот кто его заказал Пантелею! Вот урод!

— Я здесь выйду.

— Как знаешь, начальник.

Егоров оказался на улице. Злость переполняла его. Он подошёл к машине поэта — сейчас, падаль, ублажает братву в ресторане своими стишатами! И этот слизняк мог стать его зятем! Сука!

Он пинком сшиб боковое зеркало. Потом поднял с асфальта огромный булыжник и обрушил на окно дверцы — стекло лопнуло.

Не зная, как выплеснуть из себя злость, напряжение, трясясь в истерике, Геннадий несколько раз ударил кулаком в мягкий металл дверцы — на вмятинах отпечаталась кровь из разбитых костяшек пальцев.

Боль смыла муторное бессилие, пропитавшее его мозг после разговора на воровской вилле. Он знал теперь, как поведёт себя дальше. Не на того напали, скоты, чтобы диктовать ему условия! Ах, скоты, скоты! Старика подставили… Хрен вы отнюхаете, а не своего братка освободите!

И тут снова мозг вернулся к расправе уже над ним самим. Ведь это немыслимо, что с ним совершили подонки. А приказ им дал их хозяин, признанный авторитетный предприниматель города, с образованным от фамилии прозвищем Пантелей. Этот самый Пантелей, бывалый злодеище, держал своих подконтрольных в ежовых рукавицах, давил так, что пикнуть никто не смел. Его отморозки были самыми отмороженными, и они продемонстрировали Геннадию во всех подробностях свои методы! Другие бы просто избили, а эти, презрев все понятия, совершили форменный беспредел.

В управлении ходили слухи, в виде догадок, что группировка Пантелея причастна ко многим загадочным исчезновениям людей, ко многим странным, непонятным смертям. Но явных улик не было. И даже если бы кого-то из людишек Пантелея органы прихватили за их «органы», сам авторитет оставался, аки ангел небесный, чист перед законом.

«Перед законом — да, — думал Геннадий. — Но не перед людьми. Однажды всё зло, которое причинил Пантелей, пусть чужими руками, но своей волей, вернётся к нему беспощадным бумерангом».

В это Егоров верил искренне. Всем достанется. А пока он докончит с Мамонтом!

Поймав такси, велел ехать на адрес Самсонова. Тот был в ресторане, но ему он лично был не нужен — противно ещё раз лицезреть это свиное рыло.

— У тебя есть баллончик с эмалью? — спросил у водилы.

— Зачем тебе?

— Купить хочу.

— Купи.

Выйдя у дома Самсонова, Геннадий нашёл глазами тёмные окна его квартиры, сориентировался, чтобы написанное им на стене противоположного дома было сразу видно из них, нажимая на пульверизатор баллончика, большими буквами начертал: «Самсонов — фуфел».

Мстительно посмотрев на надпись, Геннадий ещё раз обернулся к дому, в котором проживал Мамонт. Да, подонку будет отлично видно написанное.

Руки задрожали от нервного напряжения, захотелось разрыдаться от полного бессилия перед опутавшими его проблемами: беременная Машка, младшая дочка-гот, идиот Самсонов, старый дурак отец и злой, всё продумавший Ондатр… А он — как кур в ощип!

Был бы сейчас Самсонов рядом, Геннадий снова избил бы этого подонка, жестоко, с остервенением. Надо же, что удумал, мразь — нажаловался ворам, чтобы его, заслуженного следователя Геннадия Егорова, опустили ниже плинтуса! Хорошо, что эту расправу не додумались запечатлеть на видео мобильного телефона и выложить в Интернет! Тогда бы всё, конец карьере — не отмылся бы! Ему бы не сказали слов упрёка в управлении, но руки лишний раз бы не подавали и шушукались за спиной о его позоре. А начальство тихонько, без лишних разговоров, вывело бы за штат. Адью, Геннадий Егоров, ступай в «гражданский мир», ищи себе лучшей жизни!

Подумав об этом, Геннадий завёлся ещё сильнее — тварь Самсонов зря с ним так обошёлся! Геннадий его порвёт! Плевать на Машкину любовь к подонку, тем более Самсонов эту любовь растоптал своими толстыми ступнями!

Геннадий начал чертить по стенам белые полосы вылетающей из баллончика эмалью.

— Э, братан, ты скоро? — вдруг окликнул Геннадия водитель такси.

— Что? — удивлённо посмотрел на него Геннадий.

— Мы едем или ты остаешься рисовать?

— Если останусь, деньги за проезд не возьмёшь? — вроде пошутил Геннадий.

Но таксист юмора не оценил. Он немедленно вытащил из-под своего сиденья монтировку и погрозил ей:

— Видел орудие?

— Понял. Я просто спросил.

— Я смотрю, ты не пьяный, но ведёшь себя как… Э, ты что, обкуренный?

— Всё! — Геннадий сдался, поднимая вверх руки, и вернулся к ожидавшей его машине. — Едем по адресу, который указал.