Ермаков после ухода особиста не ушел. Остался неподалеку от кабинета, а потом, держась в отдалении, двинулся вслед за Иванченко. Тот, казалось, ничего не замечал, шел к генералу сосредоточенный, словно сконцентрированный на одной мысли, настроенный на одно-единственное действие… И капитан прекрасно понимал, на какое именно.

Когда Иванченко вошел в кабинет к генералу, капитан шуганул штабных и обслугу, приказал убираться и подождать в курилке возле плаца. Выстрел так и не прозвучал, капитан решил было, что полковник договорился или просто не смог себя заставить совершить убийство, но когда дверь открылась и полковник вышел в коридор, капитан увидел алые пятна на его форме и вздрогнул. К горлу подкатил комок – все, теперь пути отхода отрезаны. Теперь… Теперь нужно идти до конца.

Ермаков больше ни на шаг не отходил от полковника Иванченко. Стоял рядом с ним, когда полковник, собрав личный состав, сообщал всем о поступившем приказе. И о том, что, судя по всему, остановить эпидемию будет невозможно, и о том, что всех их, стоявших сейчас в строю, уже списали. Они были здесь, они сохраняли бункера, обслуживали их, а теперь… Теперь их вышвыривают прочь, как отработанный материал.

– Каждый из вас сможет прочитать этот секретный приказ, – сказал полковник. – Вы увидите, что из почти двух тысяч человек, офицеров, сержантов и солдат, в бункере приказано оставить тридцать девять. Техников, обслугу. Да, тридцать девять человек, из них двадцать два – люди семейные. С детьми…

Полковник замолчал на несколько секунд, словно слова застряли у него в глотке. Строй молчал. Люди понимали, что происходит нечто из ряда вон выходящее, каждый из них знал об эпидемии, но большинство по привычке верили официальным новостям. Все под контролем. Все будет хорошо. Нужно только выполнять приказы. И вдруг…

– С детьми, – повторил полковник. – Только ни семей, ни детей в этом списке нет. Слышите? Нет. И ничьей семьи, кроме генеральской, в этом списке нет!

Полковник повысил голос, птица сорвалась с ветки дерева и пролетела над самой его головой, словно материализовавшаяся черная мысль.

– Через восемь часов сюда прибудет спецколонна. И у вас… у нас есть два выхода. Подчиниться приказу и освободить территорию до прибытия колонны. Или взять спасение своих семей в собственные руки. – Полковник снова замолчал, опустив взгляд, словно только сейчас заметил уже засохшую кровь на носках своих ботинок. – Я не буду никого заставлять. И не буду угрожать. Я знаю, что многие из вас… Что семьи многих из вас находятся далеко, и вы просто не успеете их доставить в бункер. Вы можете остаться здесь, а можете уйти – я не стану задерживать. Надолго не стану задерживать. Попрошу сдать телефоны и прочую технику и подождать несколько часов, пока мы закончим эвакуацию семей. Потом… Потом вы сможете выбрать. Сами выбрать!

Строй молчал, не шелохнувшись.

Это был мятеж, понимал каждый. Это было преступление. Но это был шанс выжить. И спасти своих близких.

– Старший лейтенант Мухаметшин! – неожиданно позвал полковник.

Тишина.

– Старший лейтенант Мухаметшин! – крикнул полковник.

– Я! – прозвучало с правого фланга.

– Ко мне! – приказал полковник.

Ермаков напрягся. Если полковник решил прямо сейчас произвести показательную чистку, то можно ожидать всякого – старлея на объекте любили, он был душой компании, всегда готовый помочь, поддержать, одолжить до зарплаты. Ну кто знал, что он из особистов? Никто не знал, относились как к человеку.

– Есть! – Мухаметшин вышел из строя, пробежал через плац, за десять шагов, как положено по уставу, перешел на строевой и, вскинув руку к козырьку каскетки, попытался отрапортовать о своем прибытии.

– Отставить, – махнул рукой полковник.

Левой рукой махнул, заметил, напрягшись, капитан Ермаков, а правая вроде как случайно коснулась набедренного кармана брюк.

– Руслан, ты что выбираешь? – тихо, так тихо, что никто, кроме Мухаметшина и капитана Ермакова, ничего не услышал. Одними губами прошептал. – Ты со мной?

Мухаметшин растерянно оглянулся через плечо на строй. Посмотрел Иванченко в глаза, скрипнул зубами и кивнул:

– Я с вами, товарищ полковник. Я…

– Товарищ старший лейтенант! – громко произнес полковник, вскидывая руку к козырьку. – В связи с временным отсутствием майора Петрова приказываю вам исполнять его обязанности. Обеспечить функционирование объекта в условиях повышенной опасности и возможного нападения на объект.

– Есть! – звонко ответил старший лейтенант.

– Командирам подразделений ко мне! – приказал полковник, когда Мухаметшин встал на свое место в строю. – Те, кто будет выполнять мои приказы, – направо, остальные – налево.

Никто из командиров налево не встал.

– Хорошо, – сказал полковник. – Провести опрос в своих подразделениях. На все – пятнадцать минут. Дежурной смене бункера прибыть к главному входу через двадцать минут. Адреса и списки семей, номера телефонов их родных получить и передать тем, кто будет выезжать в городок. До моего приказа – никаких телефонных звонков. Мы все помним о бригаде прикрытия? Все?

– Товарищ полковник, – спросил командир стрелковой роты, – а генерал… Генерал – в курсе?

Полковник молча взглянул в глаза летехе, успевшему прослужить на объекте всего два месяца. Тот покраснел и отвел взгляд.

Остальные офицеры молчали, будто ничего особого лейтенант не спросил. Так, кашлянул. Сотряс воздух.

– Генерал… Я отстранил генерала, – медленно произнес Иванченко и повернул руки ладонями вверх.

Лейтенант гулко сглотнул, увидев на руках и на обшлагах куртки следы крови.

– Генерал передал командование мне, – сказал полковник. – Еще вопросы?

– Никак нет, – за всех ответил начштаба.

– Вот и хорошо. Авторота готовит грузовики. Все, что есть, вплоть до хлебовозки и самосвалов. Шесть БМП и шесть бэтээров – пойдут с колонной, остальные обеспечивают перекресток у Соколовки и съезд к объекту. Техникам приступить к расконсервации оборудования, рота охраны занимает оборону, согласно боевому расчету. Объясните всем, что стрелять придется… – Полковник замешкался, словно не мог решиться произнести страшные слова вслух. – Стрелять придется по своим. Возможно – по штатским.

Офицеры молчали.

– Либо они, либо мы, понятно? Если кто-то не чувствует в себе силы убивать – пусть сразу уходит. Сразу… Я намерен спасти свою семью… И даю возможность каждому из вас…

– У меня жена с детьми на курорте, – сказал, ни к кому не обращаясь, командир зенитного дивизиона. Просто произнес, глядя перед собой невидящим взглядом. – Через неделю должны были вернуться.

– Мне жаль… – Полковнику искренне было жаль майора, толкового офицера и неплохого человека. – Мне…

– Я останусь на объекте, – сказал командир дивизиона. – Развертываться для отражения пехоты и бронетехники? Воздух?