нечего сказать… Сто лет прошло, а он — нате: является права качать! Мало того что бездарны, так еще и долго запрягаете… Такими темпами вы и впрямь до старости роли не получите! Да что там до старости — до самой смерти!

24

Запальчиво высказав такое, режиссер даже усомнился в себе: не слишком ли он жесток? Но то, как отреагировал на его слова Топорков, заставило Войномирова пожалеть о сказанном.

Актер подбоченился и пристально посмотрел на Войномирова. Даже с расстояния в несколько метров режиссеру было видно, как моментально напряглось все тело Топоркова и какой чудовищной злостью засветились его глаза.

— Значит, я, по-вашему, бездарен? — прошипел Топорков. Цилиндр незаметно для Войномирова снова оказался на голове актера. — А тот самый, как его, Ведьмедев — гений актерского мастерства, да?

— Гений не гений, — растерянно пробормотал режиссер, — а сыграл нормально… У меня к нему нет претензий.

— Зато у меня к вам есть! — громовым голосом воскликнул Топорков.

— Помилуйте, да какие же? — занервничал Войномиров. — Какие претензии? Чего вы хотите от меня? Извиниться перед вами? Ну извольте — извинюсь…

— Извиниться! — передразнил Топорков. — Вы отняли у меня жизнь и хотите отделаться банальным извинением?

— Какую жизнь?! — воскликнул Войномиров. — У вас бред или… что у вас?!

— Разве вы не слыхали, — усмехнулся актер, — что меня уже нет на свете? Что я вынужден был повеситься по вине вам подобных?

— Псих! — не выдержал режиссер.

— Не псих, а призрак, — поправил Топорков. — Я пришел с того света по вашу душу!

С этими словами актер сунул руки в глубокие карманы своей шубы и вытащил оттуда два старинных по виду пистолета.

— Вот! — потряс он ими в воздухе. — Я буду настолько милостив к вам, что даже позволю вам сразиться со мной в честном поединке… Хотя вы этого и не заслуживаете. Вы — далеко не Ленский, между нами говоря…

— А вы — Онегин, что ли? — гаркнул Войномиров, все еще не двигаясь с места. — Совсем спятили?.. Все, я ухожу отсюда! Виолетта! — снова повернулся он в сторону декораций. — Выходи, мы уходим…

— А ну-ка, стоять! — услышал он вдруг железный голос Топоркова. Режиссер метнул на него взгляд и увидел, что актер направляет на него дуло. — Если вздумаете удрать, вам это не удастся: я вас немедленно застрелю. Воспользуйтесь моей добротой, пока не поздно, возьмите один из этих пистолетов… У вас есть шанс выжить, понимаете?

— Нет, нет, — замотал головой Войномиров. — Я не буду в этом участвовать… Это… кретинизм какой-то! Даже если это ненастоящие пистолеты, даже если холостые, я все равно… не собираюсь…

— Пистолеты — самые настоящие, — отрезал Топорков. — Дуэльные. Мастера Лепажа. Только немного переделанные с тех времен, когда они были изготовлены. Не сомневайтесь — они приведены в полную боеготовность. Пистолеты абсолютно одинаковые — выбирайте любой. Никакого подвоха. И, разумеется, они заряжены отнюдь не холостыми… Ну так что же? Подойдите и возьмите… Роман Иринархович?

Поскольку режиссер по-прежнему стоял столбом и теперь уже как будто потерял дар речи, Топорков направился к нему сам, приговаривая:

— Что ж, могу и я подойти, я не гордый… Тем более актер, как считается, должен уважать режиссера… Режиссеру-то не обязательно уважать артиста, но попробуй кто из нашего брата проявить малейшее к режиссеру пренебрежение — о, горя потом не оберешься…

Оказавшись лицом к лицу с Войномировым, Топорков молча протянул ему оба пистолета. Режиссер, глядя страдальческими глазами в лицо актера, прошептал:

— Послушайте, товарищ Топорков… Петр… Простите, не знаю вашего отчества… Но зовут вас Петр, правильно ведь?.. У меня хорошая память… Так вот, Петр… Петя… ну зачем вам это нужно? Скажите по совести! Чего вы этим добьетесь?

— Справедливости! — прозвучал раскатистый ответ Топоркова.

25

Войномиров понуро опустил голову. У него уже не было сил спорить.

— Не хотите выбирать, я вам сам дам, — почти дружелюбно сказал Топорков. — Берите вот этот… Сейчас я сразу взведу курок…

Актер исполнил сказанное и слегка ткнул длинным дулом в руку режиссера. Тот вздрогнул и быстро взял пистолет, опасаясь, как бы он не выстрелил сам по себе.

— Чудно, — улыбнулся Топорков. — Теперь я приведу в боеготовность свое оружие. — Он взвел курок на втором пистолете. — И начнем, пожалуй, как сказал пресловутый Ленский… Я отступлю к противоположной стене, а барьером для нас будет вон, видите этот провод. Он как раз протянут по центру. Все, я отхожу… Только не обессудьте, я пойду спиной вперед. Не хочу к вам поворачиваться и вводить вас в лишнее искушение…

Топорков с пистолетом, поднятым кверху дулом, стал осторожно пятиться назад. Войномиров же, несмотря на подавленность, все же возразил отступавшему:

— Так вы ведь призрак, по вашим словам… Какой вред вам причинит пуля?

— Вы правы, — усмехнулся Топорков, не останавливаясь. — Хорошо, тогда если вы в меня попадете, и пуля пройдет сквозь меня, будем считать, что вы победили. И я в вас уже не буду стрелять. Так сказать, на правах вторично и окончательно мертвого.

Режиссер только покачал головой. Он понял, что ему не отвертеться от навязанной психом затеи. О Виолетте он уже позабыл напрочь.

Топорков тем временем уперся спиной в противоположную стену и оттуда крикнул Войномирову:

— Вы готовы? Начинаем подходить к барьеру… Только не вздумайте побежать к выходу — тогда я вас немедленно пристрелю, как зайца… По-моему, это будет справедливо… — С этими словами Топорков медленно двинулся в сторону импровизированного барьера и вновь перешел на декламацию: — Приятно дерзкой эпиграммой взбесить оплошного врага; приятно зреть, как он, упрямо склонив бодливые рога, невольно в зеркало глядится и узнавать себя стыдится; приятней, если он, друзья, завоет сдуру: это я!..

Тут Топорков, заметив, что Войномиров по-прежнему стоит на месте со склоненной головой и опущенным пистолетом, остановился и выкрикнул:

— Эй, вы! Так и намерены стоять? Учтите, я вас все равно не пожалею — буду стрелять в любом случае… А ну, поднимите на меня глаза! Так, хорошо, теперь пистолет… Теперь идите… Впрочем, если хотите, можете оставаться там, а я дойду до барьера… Шансы наши будут равны…

Топорков вновь вытянул перед собой правую руку с пистолетом и не спеша двинулся дальше, заканчивая оборванную цитату:

— Еще приятнее в молчанье ему готовить честный гроб и тихо целить в бледный лоб на благородном расстоянье…

Тут Войномиров, словно в трансе, тоже поднял пистолет по направлению к Топоркову и зажмурил один глаз…

Раздался оглушительный выстрел, режиссер не сразу понял, что выстрелил не он, а в него. Топорков выстрелил в него — и, кажется,