Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На самом деле вот что меня больше всего возмущало в тех людях, которых мне приходилось сопровождать. Что они как-то все воспринимали без трепета, без волнения. Вот выходим из автобуса, идем, например, в собор Святого Павла... Дыхание перехватывает. А они гребут уверенно, руками мотают, как будто идут к себе в свой сарай, в курятник там...
И вот мы стоим на Трафальгарской площади, у колонны Нельсона. У меня такое внутри – сердце вырывается от волнения... И я им рассказываю, рассказываю... А в Национальной галерее, говорю, там есть картины художника, которому позировала сама леди Гамильтон, возлюбленная адмирала. И вот так сложилось, он тут, а она там, почти рядом... опять вместе. И оттуда он, адмирал Нельсон, с его высоты, видит море... А она оттуда, из галереи, видит его...
И я им про неслучайности – представляете?.. И вдруг натыкаюсь на взгляд... Один, другой, третий...
То есть, они стоят и совсем, как говорят мои дети, – не догоняют.
Теперь я знаю, почему учителя иногда, обращаясь к нерадивым ученикам, кричат: «Я вам или стенке говорю?!» Чувствовала себя вот такой учительницей...
Как-то приехала группа чиновников, которые изучали опыт налоговой системы Британии. (И чего только не придумают, лишь бы за границу поехать на халяву!) Таких надутых чинуш я даже в телевизоре никогда не видела. Просто как будто планета создана только для них, все им должны.
Вышли они по трубе, я замешкалась в самолете, уже и не помню почему. А у выхода дорожка делится, один выход – «EUROPE», для тех, кто из Европы приехал, второй – для остальных. Они сразу решили, что они из Европы. Потому что на другой табличке было написано «OTHERS», то есть «ДРУГИЕ». А они – ну грамотные, ну специалисты, ну чего там – они решили, что «OTHERS» это по-английски «АЗИЯ». Ну они же – не Азия, они же Европа, так ведь? И поперлись в Европу. Тем более, там очередь совсем короткая. Я спускаюсь по трубе – их нет нигде. Думаю, ну как можно в этой вот трубе потеряться... Два выхода-то всего. Стою растерянная на развилке, как Илья Муромец: направо пойдешь...
Идет назад табун, пристыженный, в сопровождении двух чиновников суровых...
Конечно, во всем виновата я оказалась, ну и выслушала по первое число. Ну конечно, кто-то должен ответить за коз..., за их унижение. Да и потом сколько раз я получала ни за что! Кто-то заблудится в магазине, хнычет, стоит на другом выходе – я виновата. Кто-то чего-то потеряет, опять я... Кого-то в пабе забыли, он с девушкой кокетничал (через переводчика, кстати), поплелся ее провожать, уже без меня, не все же с переводчиком, так ведь? Вернулся, а группы и нет... Кто виноват? Понятно...
Да, работа – не сахар. Особенно с такими людьми.
Уфф...
Или вот, например, однажды мы с группой из сельхозуправления (сплошные мужики! И важные, как пингвины!) приезжаем в один гостеприимный дом в Нортумберленде. Идет дождь. И ветер такой, ну просто ураган. Хозяин фермы мне говорит: вам нечего делать в поле, мисс, идите в дом, мы сами разберемся. Идите-идите. И под недовольными взглядами моих я пошла в теплый дом. Ну и правда – холодина, а я в тоненькой курточке. И пока они ходят по ферме, рассматривают технику, мы с хозяйкой для всех готовим чай.
И тут входят наши. Замерзшие, им повсюду надуло. И что они делают? Я не уследила, а они поскидывали туфли у входа. (Ну, у нас и в Японии только так принято. А британцам, конечно, и в голову не придет заставить гостей обувь снимать.) И вот они в костюмах и галстуках проходят в столовую, где накрыт чай с сандвичами и тортом, босые, в носках, и садятся чай пить. Вижу – недовольны. Физиономии красные от ветра и дождя, мокрые и злые. А когда хозяева вышли за чем-то (потом оказалось, что за приготовленными для гостей сувенирами), они стали на меня орать, мол, ты-то сама в тепло ушла, а у нас вопросы были, ходили по ферме как немые. А я пытаюсь возразить, что они ведь и сами все увидели, что там спрашивать. Трактор он и в Англии трактор. И один, Виктор Васильевич, с длинной, как огурец, головой и маленьким личиком педагогически запущенного второклассника, встает и орет на меня, что мое дело переводить, а не учить! Переводить, а не возражать! И не своевольничать мне тут!!! – взвизгнул он. И орет-орет, а сам стоит взлохмаченный, носом хлюпает, в сером костюме-тройке, галстуке, в кармане платочном две ручки, на лацкане – флажок депутата, не кот начхал, такой важный дядька, ножки короткие, примерно как моя рука. До локтя. Брюки по полу волочатся и шуршат. А сам – в носках. Зеленых. Притоптывает пяткой и носом шмыгает. Я еле сдерживалась. И лицо закрывала ладонями, и носом сопела. Они думали, что это я плачу...
Ахахахахахахаха!!! Так я узнала, что Виктор Васильевич ходит в туфлях на скрытой платформе и высоком каблуке.
Однажды в группе была профсоюзная дама. С канонической «химией», в традиционном костюме, с обычным для профсоюзных деятельниц выражением лица. Такие тетки рождаются в костюмах джерси и с пережженным перманентом. А еще рождаются только для того, чтобы портить жизнь не только себе, но и окружающим. Ну спрашивается, чего она поехала с группой из сельхозуправлений страны, если не собиралась ходить по полям, лугам и коровникам? Как только группа на поле, она капризничать: я же на каблукааах, вы знаете, сколько эти туфли стоооят... Она своим нытьем так раздражала, что я даже хотела предложить ей, чтоб мы с еще одной переводчицей Ией сделали из сплетенных рук стульчик и таскали бы ее по полю, как раненого бойца. Вот же противная. И тупые вопросы задавала везде, ни черта не понимая в сельском хозяйстве. На нее даже шикали. Из тех, кто грамотный в этом деле. А у нас в группе были такие. (Сейчас, к слову, на их крепких спинах вообще вся Украина держится. Как древняя земля на китах и слонах. Вот кому надо звание Героя Украины давать. Они страну хлебом кормят, дешевым, между прочим! И впечатление складывается, уже не впервые, что делают они это вопреки желанию власть имущих. Ну, это тема не моей книги...) Словом, тетка профсоюзная. Везде, где кормили, начиная с самолета, она щелкала пальцами и басом тянула: «Диэ-э-эта». И все бежали к ней, как дрессированные пудели, и норовили угодить. А она ужасно гордилась, что такая эксклюзивная, что за ней так ухаживают. А на самом-то деле у британцев просто сервис налаженный, и все для клиента. Но вот в этот раз клиента им Аэрофлот прислал – не приведи Боже. Таскали ей на выбор какие-нибудь равиоли с сыром, или вареную курицу с рисом, или еще что-то заманчивое цветное из овощей. Потому что объяснить, какая такая у нее диЭЭЭта, она даже не брала на себя труда. Многие ей завидовали. Особенно я. А я вообще ела так: только закину еду какую-нибудь в рот, а тут наш чиновник вопрос задает, я этот кусок за щеку и давай переводить. Потом вообще перестала есть. Я же не хомяк еду за щеками копить. Ну вот. Как известно, в Британии не еда хорошая, а хорошие манеры. Приносят что-нибудь, не всегда аппетитное. Ну, и дама эта нос брезгливо переложит слева направо над тарелкой и как загудит: «Эй! ДиЭЭЭта!» И бегут, ей несут. И у них на кухнях обязательно оказывается что-то очень симпатичное. Для себя они, что ли, готовили... То ли паста, то ли протертый суп оранжевый, то ли просто холодный цыпленок. Все лучше, чем баран, запеченный в собственном желудке. Ужас. Или зайчатина. Опять ужас-ужас. Я вообще-то не очень капризная, но тут я иногда отказывалась ей переводить. Нет, ну что это за диЭЭта такая, если тетка, например, вместо баранины хочет... жареной свинины?! Я так понимаю, что свинина жареная – это вовсе не диета, а она желает просто пожрать от пуза, как привыкла дома. И когда я увиливала от работы с ней, а садилась за столик подальше, она тогда рисовала официантам в блокноте. Однажды нарвалась: нарисовала свинью, довольно натурально, и официант, красавчик смуглый, вроде пакистанец, не принес ей свиную отбивную, а побежал ябедничать менеджеру отеля, что-де оскорбляют и нарушают права национальных меньшинств Соединенного Королевства. И тогда мне пришлось вмешаться, но свинью ей все равно не принесли. Диета так диета. И вот эти люди с хорошими манерами, да, везут ей тележку с разными блюдами на выбор. У них вообще принцип такой – тарелки размером чуть ли не с летающую. А она, тетка наша, каждую рассматривает, опять нюхает, что-то выбирает с брезгливой рожей, остальное ладошкой отмахивает и ест медленно. Пережевывает тщательно. Во гадина какая была профсоюзная. Зубки мелкие. Вообще. Я, может, и писателем мечтала стать, чтобы ее образ неповторимый воплотить.