Джейк повалился в кресло по другую сторону низкого столика, отхлебнул кофе, затем откинул голову назад и закрыл глаза.

— Энни, ты не девушка, а просто какая-то служба спасения, — сказал он.

Она кашлянула.

— Вы выглядите очень усталым. Может, вам помочь?

— Ты уже помогла мне. Кофеин — это как раз то, что нужно, чтобы прояснилось в голове. — Джейк посмотрел на девушку из-под полуопущенных ресниц — густых, темных, делавших его еще больше похожим на хищника из семейства кошачьих, присматривающегося к намеченной жертве.

Энни заставила себя встряхнуться.

— Я имела в виду, не нужна ли вам помощь с документами. Я могу помочь разбирать почту, или сверять записи, или делать что-то еще.

Он провел пальцами по волосам и посмотрел на нее с кривой усмешкой:

— Помочь мне может только какой-нибудь магический талисман. Может, у тебя найдется счастливая кроличья лапка или даже волшебная лампа Аладдина?

Она улыбнулась:

— А если бы у меня была волшебная лампа, что бы вы попросили?

— Сто тысяч долларов меня бы вполне устроило.

— Уж тогда лучше сразу желать миллион.

— Согласен и на миллион. — Застенчиво улыбнувшись, он взял ломоть шоколадного кекса с орехами и откусил добрую половину. — У меня туго с деньгами. Всегда было туго с тех самых пор, как умер отец.

Энни сбросила туфли и забралась в кресло с ногами. Мышцы болели, и она невольно скривилась.

Джейк посмотрел на нее с пониманием:

— Как ты себя чувствуешь после сегодняшнего падения?

— Нормально. Получила пару синяков и царапин, и все. Мышцы болят, но это с непривычки.

Он отхлебнул еще кофе, и опять изучающий взгляд его полуприкрытых глаз устремился на нее поверх края кружки.

— С каждой новой верховой прогулкой ты будешь чувствовать себя лучше и лучше. Но не езди одна. Если я окажусь занят, бери с собой Бака.

— Не стоит об этом беспокоиться. Это была первая и последняя моя верховая прогулка.

Джейк поставил кружку на столик и наклонился вперед:

— В период клеймения все работники отправятся в предгорья. Тебе придется последовать за ними, потому что кто-то должен готовить для них горячую пищу. А туда можно добраться только верхом.

Энни с трудом сглотнула. Ладони ее покрылись липким потом. Тревога вытеснила все прочие мысли. Каким-то образом ей придется победить страх, который она испытывает перед лошадьми!

Звук мощного автомобильного мотора нарушил ночную тишину. Джейк стремительно подошел к окну. Энни последовала за ним.

Едва оказавшись рядом с Джейком, она увидела в окно большой черный автомобиль, принадлежавший Трэвису. Автомобиль как раз лихо сворачивал к месту обычной стоянки, но проскочил чуть дальше, чем было нужно, и остановился, уткнувшись передним бампером в колючие заросли фоукерии.

— Да он пьян, — пробормотал себе под нос Джейк.

Трэвис выбрался из машины, но продолжал цепляться за дверцу.

Энни вдруг словно по сердцу полоснуло.

— Джейк, по-моему, он не пьян, он ранен!

— Так оно и есть, черт возьми! — И, ругаясь на чем свет стоит, ковбой размашистыми шагами вышел из конторы на крыльцо, вниз по ступеням и оказался рядом с Трэвисом, который, с трудом волоча ноги, шел к дому.

Энни включила фонарь на крыльце и сразу же увидела темную струйку крови, стекавшую у Трэвиса из угла рта. Один глаз у старшего ковбоя полностью заплыл. И он держался за бок окровавленной рукой.

Джейк подхватил друга, боясь, чтобы тот не упал.

— Осторожнее. По-моему, они сломали мне ребро.

— Кто? — Джейк помог ему подняться по ступеням, провел в кухню.

— Каттер и пара его пьяных дружков.

Желудок Энни сжался в холодный, тугой комок, и тошнота подступила к горлу, едва она как следует разглядела раны Трэвиса.

— Какой ужас!

Трэвис посмотрел на девушку, на Джейка, ухмыльнулся и сразу же выругался, а потом осторожным движением коснулся своей рассеченной губы.

Джейк усадил ковбоя на стул. И теперь, прислонившись плечом к косяку, смотрел на него сверху вниз.

Энни принялась обмывать порезы и царапины на лице Трэвиса, приговаривая:

— Если что-то сломано, нужно обязательно показаться врачу.

Трэвис пожал плечами, тихо выругался, а затем, улыбнувшись, попросил Энни:

— Будь душкой, а? Вынь мне покурить из кармана.

— Чтобы ты провонял мне тут всю кухню? И думать забудь о табаке. — Она положила ладонь ему на лоб. — А у тебя, случайно, не температура?

— Энни, прекрати прыгать вокруг него и трогать его руками! — сказал Джейк. — Ничего с ним не случится. Не первый раз он в драку ввязался.

— А пошел бы ты к черту, Джейк Стоун! Он ранен.

— Ну же, босс, не мешай Энни. — Трэвис пристально посмотрел на друга.

Джейк скрестил на груди руки и одарил раненого свирепым взглядом:

— Оставь Энни в покое. Объясни, что, черт возьми, произошло? Из-за чего ты повздорил с Каттером в Прескотте?

— Мы с Роузи договорились встретиться в «Рыжем быке», поужинать вместе, потанцевать. Мы с Роузи встречаемся уже пару месяцев. — Трэвис пожал плечами. — Ну и пошел я в сортир. Возвращаюсь, а она уже танцует с Каттером. Я, само собой, в эти их танцы вмешался, Каттер сразу ударил меня, ну я ему и ввалил по первое число. Тут его дружки прибежали… — Он посмотрел на Энни, потом снова на Джейка. — Два месяца встречались мы с Роузи. Черт, я ведь правда было решил, что нашел себе наконец женщину что надо!

— Так, может, так оно и было?

— Последнее, что я увидел в этом кабаке, — это голова Каттера, лежавшая у нее на коленях. — Трэвис схватился рукой за бок и охнул. — Дьявольски, однако, больно.

На лице Джейка появилось жесткое выражение. Он оторвался от косяка, подошел к другу и положил ему руку на плечо:

— Пора бы тебе поумнеть. Ни одна женщина не стоит того, чтобы за нее драться. Я уяснил это много лет назад.

Энни проснулась от настойчивого писка будильника.

Было еще темно. Она откинула одеяло и опустила ноги на плетеный коврик. Всю ночь ее мучили сны. Ей снился Джейк, который без устали повторял: «Ни одна женщина не стоит того, чтобы за нее драться…»

Полчаса спустя запах булочек с корицей смешивался с ароматом свежезаваренного кофе, сарделек и бекона, а Энни стояла у плиты и жарила яичницу для вечно голодных работников — из расчета три яйца на брата.

В кухню зашел Бак.

— С добрым утречком, Энни, — протянул он и цапнул с блюда горячую булочку. — Опять будем пировать, сдобой пузо набивать? — Он принюхался к булочке и блаженно закатил глаза: — Господи Боже мой! Это же просто пища богов!