Стук в дверь раздаётся достаточно быстро, и её дыхание размеренно. Он смотрит в окно, ест фрукты, безвкусные, водянистые. Женщины всегда чувствуют страх. Конечно, она почувствовала его страх. Он готов поклясться, что она не спит, но не решается позвать её по имени. По крайней мере, ее сон совершенно точно не такой глубокий. Вполне возможно, что она устала и действительно задремала, но почему-то ему кажется, что она все равно наблюдает за каждым его движением. Даже с закрытыми глазами. Даже под одеялом. Он оставляет фрукты на тарелке и ложится рядом с ней. Простыни как-то слишком громко шуршат или это из-за тишины, что царит в номере. Она недовольно морщится во сне. Во сне ли? Он берет её руку. И она успокаивается. Теперь заснула.

Константину снится, как уходит его жена. Даже во сне ему не нравится это слово «жена». Она была его любимой женщиной, той, кто делала его лучше. Другом, партнёром, соратником. Если все это помещается в слово «жена», то он согласен. Но для него этого слишком мало. Она уходит от него даже во сне, хотя, признаться, он в своем сне здоров и полон жизненных сил. Но она все равно уходит. Во сне он смотрит на себя в зеркало и видит там красивого мужчину, уверенного в себе и здорового. Того мужчину, который не будет убиваться по какой-то женщине, которая вдруг решила сыграть в Клеопатру и собрала свои вещи. Женщины часто уходят только для того, чтобы их возвращали. Так и правда удобно думать, надо сказать, что он думал таким образом всю свою жизнь. То есть, логично, что она не вернулась, потому что он особенно ее и не просил. То есть он умолял ее не уходить. Он умолял ее остаться с ним и даже опускался до таких унижений, о которых и помнить не хочется, больной и воспаленный мозг чего только ни придумает, когда находится в отчаянии. Но после того, как за ней захлопнулась дверь, он опустел, да. Он чувствовал себя одиноким, чувствовал себя преданным и с мазохистским рвением вспоминал общие приятные моменты. Конечно, он и не думал о чем-то неприятном и плохом, хотя, безусловно, и этого было достаточно в их отношениях. Его сознание перечеркивало воспоминания о ссорах. Перечеркивало воспоминания о том, что она его не слишком понимала и считала, что он должен быть просто дико благодарен за то, что она обратила на него внимание. Она не говорила прямо, но это сквозило в том, как она закатывала свои красивые оленьи глаза. Как отчитывала его за то, что ему нравился спокойный отдых, как учила его выбирать вино. Да на самом деле толком и вспомнить нечего. Он ее обожал, и все ее недостатки проигрывали в схватке с ее достоинствами. И пусть она никогда не была в его вкусе, и он обвинял ее в излишнем высокомерии. Он как будто бы встретил ту, которая была отражением его самого, и ее недостатки бесили его дико, потому что в них он видел себя. Он смотрел на то, как высокомерно она относилась к людям, и думал о том, что он хочет быть другим. Таким странноватым способом она делала его лучше. Своим снобизмом он почти гордился до встречи с ней, чей снобизм был возведен в степень абсолютизма. И он как будто бы увидел себя со стороны, и это зрелище ему не слишком понравилось. Хотя свою жену он обожал даже с ее снобизмом и с тем, как очаровательно она кривила свой миниатюрный носик, когда заходила в дешевую забегаловку. Даже в его сне она морщила носик. Вот прямо сейчас. Уходила и морщила носик.

Ее родители его на дух не переносили. Конечно, она со всеми своими высшими образованиями и он. Они были с ним милы и даже поздравляли его с днем рождения. А мама его жены запомнила, что он любит кролика, и на семейных торжествах все время преподносила ему сие блюдо. А отец расспрашивал, какие у него успехи, и порой в загородном доме они даже вместе смотрели футбол и болели преимущественно за одни команды. Но что-то во взглядах родителей его жены явно говорило ему о том, что он ничтожество, и они просто, будучи людьми спокойными и воспитанными, ждут, когда их драгоценное чадо само осознает, что сделанный выбор был неправильным. И пусть они ни разу не сказали ему дурного слова, но их истинное отношение сквозило в каждом взгляде, брошенном на него, хотя, признаться честно, они не то чтобы вообще на него часто смотрели. Если были общие семейные вечера, на которые было приглашено много народу, его вежливо игнорировали. Хотя, он не считает, что был не их круга, но они, видимо, полагали иначе. Им не нравилось, что их единственная дочурка, которую они воспитывали как принцессу, на воспитание и развитие которой они отдали столько сил, влюбилась в того, кто не был нарисован в их планах. Также он практически уверен, что они постоянно говорили об этом его жене. Он тебя не достоин; он хороший малый, но тебе совсем не подходит; если пока тебе хорошо, милая, то, конечно, наслаждайся жизнью, но никуда не торопись. Потому что всякий раз, когда он задавал ей вопросы про родителей, обычные вопросы из серии «как у них дела», она пожимала плечами и ответ всегда был один: «Нормально». С ним она старалась не обсуждать ничего, что касалось ее семьи. Да он и не страдал. Он же жил с ней, а не с ее родителями. Откровенно говоря, он даже не уверен, что они знают о его болезни. Уверен лишь в том, что они открыли бутылку шампанского из своей коллекции, когда узнали, что их дочь его покинула. Он только сейчас понимает, что их отношения, в принципе, были обречены на провал. Только верить в это тогда он не хотел.

Когда он просыпается, она сидит на окне и перебирает вчерашние фрукты, выбирая более спелые и сочные.

– Безнадёжно, мне вчера так и не удалось найти что-то стоящее. Придётся писать в Книгу жалоб.

Она улыбается мрачновато, и у него снова проскальзывает мысль, что он вчера её обидел. Если и не обидел смертельно, раз уж она все равно сидит в его номере, то как минимум задел. Ему кажется, что она даже слегка надула губы, когда бросила короткий взгляд. Потом, все же пересилив себя, поднялась, отставила неспелые фрукты и присела на край кровати рядом с ним. У него странное ощущение, что она на него злится, но почему-то не может вести себя так, как крутится в её мыслях. И поэтому она как-то отчаянно раздражена. Женщин нельзя доводить до такого раздражения. Раздражения от бессилия. Женщины этого не забывают, они считают, что их поломали. Если мужчины боятся женщин, то женщины, вопреки всеобщему мнению, так же опасаются мужчин. Мужчины трясутся над своей свободой, правом выбора. Женщины сходят с ума, когда их не слышат и не чувствуют. Они превращаются в равнодушных мегер, если в ответ на их признания и мольбы о помощи избранник выказывает хладнокровие, равнодушие и, что ещё хуже, насмешку. Он смотрит в её глаза и видит, что где-то он уже непоправимо ошибся. Потому что она молчит. Ошибся бы с шансом на исправление – она бы устроила истерику. Она бы пыталась доказать ему свою правоту и всеми силами давила бы на то, чтобы он признал свою вину. Она бы повышала голос, предоставляла свои собственные доказательства. Пока он не сдался бы или не послал ее к чертям. Ему не хочется ничего выяснять. Он не подонок. Не свинья. У него впереди ещё целая жизнь, он не собирается тратить её бездарно, выясняя отношения с девушкой, которую толком и не знает. Пусть даже его к ней влечёт. А быть может, на него так повлиял его сон и воспоминания о том, что однажды его уступки и внимание уже не привели ни к чему хорошему.

– У меня побаливает голова, я вчера перенервничала. Приходи вечером ко мне в отель. У меня с балкона открывается прекрасный вид.