смотреть на логово Бастера.

— И как?

— Да ничего особенного, охотничий домик в глуши. Судя по следам, он живет там один. Завтра едем его ловить, а сейчас поужинаем — и спать.

Кэтрин с самого утра ничего не ела, и от слова «поужинаем» рот наполнился слюной, а желудок требовательно заурчал.

Она подошла к своему коню и погладила его по мощной бархатистой шее. Мерин приветливо зафыркал, узнавая хозяйку.

— С Лордом проблем не было?

— Никаких, — отмахнулся Брайан. — Я показал квитанцию, сунул конюху четвертак, и мне отдали его без лишних расспросов.

— Что? — возмутилась Кэтрин. — Вот проходимцы! Взяли и просто так отдали мою лошадь первому встречному? А вдруг ты стащил у меня эту квитанцию!

— Что поделать? — хмыкнул Брайан, закуривая сигарету. — У кого бумажка — тот и хозяин… Ладно, идем, я присмотрел подходящее место для лагеря.

***

Костер весело трещал, озаряя поляну уютным красноватым сиянием, лошади с тихим всхрапыванием щипали неподалеку траву. Натертая душицей и мятой индейка источала головокружительный аромат, заставляя Кэтрин истекать слюной. Не в силах больше терпеть, она отломила тонкую веточку и потыкала птицу. Поджаристая корочка лопнула, и по тушке засочился жир.

— Думаю, готова, — сказала Кэтрин, ощущая, как от голода сводит желудок.

Брайан снял птицу с самодельного деревянного вертела и, положив на кусок коры, ловко разделал мясо ножом.

— Прошу, — он протянул Кэтрин аппетитную ножку.

«Боже! Как вкусно!» — подумала она, впиваясь зубами в горячую хрустящую плоть. Кэтрин чуть не заурчала от удовольствия — настолько она изголодалась за сегодняшний день.

— Будешь? — Брайан откупорил привезенное из города пиво.

Кэтрин взяла бутылку и отхлебнула из нее. Пиво считалось неподобающим для женщины напитком, но сейчас ей было глубоко на это плевать. На свежем воздухе, в сочетании с жареной индейкой оно оказалось на удивление приятным.

Утолив голод и жажду, Кэтрин обхватила руками колени, откинула голову и стала наблюдать, как горящие искорки поднимаются в темное небо и растворяются среди ветвей.

Брайан закурил, и к запаху дыма и жареного мяса добавился терпкий аромат табака.

— Ты куришь? — поинтересовался он.

— Нет. — Кэтрин посмотрела на него с недоумением.

Всем известно, что приличные девушки не курят… И не пьют пиво. И не водятся с подозрительными индейцами. И не стреляют в людей…

— Правильно. Я тоже хочу бросить. — Брайан швырнул недокуренную сигарету в костер.

— Почему? — удивилась Кэтрин. Все мужчины, которых она знала, курили и жевали табак, и никто даже не заикался о том, чтобы завязать.

— Надоело, — ответил Брайан. — У белых дрянной табак — слишком крепкий. Никакого удовольствия, зато по утрам одышка и помойка во рту. Не хочу выкашлять легкие к сорока годам.

Кэтрин взглянула на него. В оранжевых отблесках пламени гладкое лицо отливало бронзой, а под одеждой угадывались крепкие мускулы — Брайан вовсе не выглядел как человек, страдающий от кашля или других недугов.

— Да, кстати. — Он сунул руку в карман и достал оттуда ворох бумажек.

— Что это?

Присмотревшись, Кэтрин с удивлением обнаружила, что это плакаты о ее розыске. Брайан швырнул их в костер.

— Посрывал, везде, где нашел, — пояснил он. — Разве что, кроме офиса шерифа.

— Спасибо, — растроганно пробормотала Кэтрин, глядя, как пламя пожирает бумагу.

Пару минут они молча сидели у костра. Кэтрин украдкой посматривала на Брайана. На его скуластом лице плясали резкие тени, яркие огоньки отражались в миндалевидных глазах.

— Ты говорил, твоя мать — индианка? — поинтересовалась она.

— Да. Из клана та́куя. — Брайан отхлебнул пиво. — Когда-то этот клан принадлежал к племени лакота или, по-вашему — сиу. Но лет пятьдесят назад та́куя отделились, и с тех пор кочуют сами по себе.

— А твой отец?

— Белый. В молодости он торговал пушниной — скупал шкуры у индейцев и продавал на Восток. Так он познакомился с матерью, и они поженились.

— А ее семья не возражала?

— Наоборот, породниться с белым считалось большой удачей. Это значило, что у племени будут ружья и другие полезные вещи. Отец жил с та́куя несколько лет, а когда скопил немного денег, то поселился в Омахе и открыл там лавку. Меня воспитывали как белого, я даже ходил в школу. Но когда мне стукнуло двенадцать — в Монтане разразилась золотая лихорадка, и все ринулись туда.

— И твой отец тоже?

— Да, но он был человеком смекалистым и сообразил, что заработает куда больше, продавая старателям лопаты, чем намывая песок. Он сбагрил лавку в Омахе, накупил всякой утвари, и мы отправились в Вирджинию-Сити.

— И как? Удалось заработать?

— Вначале дела шли неплохо. Лопаты и сита расхватывали как горячие пирожки, и за месяц отец хорошо наварился. Но потом везение кончилось. Он поехал за новым товаром, и по дороге его убили бандиты.

— Сочувствую, — вздохнула Кэтрин. — Понимаю, каково это — потерять отца.

— Спасибо. — На лице Брайана промелькнула улыбка, затем оно помрачнело. — Когда отца не стало, хлебнули мы с матерью лиха. Чтобы выжить, ей приходилось с утра до ночи стоять у лохани за стиркой белья, а мне — хвататься за любую работу. Думаю, ты понимаешь, как белые относились к индианке и ее сыну-полукровке. Как-то раз, пьяный старатель докопался до матери. Я вступился за нее и пырнул его ножом. Не насмерть, но нам все равно пришлось бежать из города. В конце концов мы нашли ее родной клан. Мать осталась там. Я тоже жил с ними несколько лет, но потом ушел и стал охотником за головами.

— И почему же ты ушел?

— Так от меня больше проку. Я — нечто вроде посредника между та́куя и миром белых. Помогаю им, привожу полезные вещи. А еще — предупреждаю об опасности, и лишь поэтому их до сих пор не загнали в резервацию.

— А где они сейчас? — поинтересовалась Кэтрин.

— Далеко отсюда. В горах, — ответил Брайан и замолчал.

Он достал из жилетного кармана пачку сигарет, но передумал и сунул ее обратно. Вместо этого хлебнул пива и уставился на догорающий костер.

Слово