Вокруг нас, в обычном мире, хиппи, по слухам, жили как им заблагорассудится; арабы, как говорили, завладели всей мировой нефтью; ни одно важное общественное событие (даже выпуск студентов из колледжа Маунтейн-стейт) не обходилось без того, чтобы кто-нибудь не разделся догола прилюдно; президент Никсон собирался подать в отставку. Но меня одолевали свои проблемы.

Я пряталась на заросшем папоротниками берегу ручья в компании кошек с фермы, нескольких особенно отважных папиных цыплят и лохматого пса по кличке Бобо. На шее у меня висел старенький папин фотоаппарат. Я пыталась запечатлеть призрак бабушки Энни.

Услышав громкий шорох в кустах лавра на другом берегу ручья, я тут же вскинула фотоаппарат. Из кустов показалась черная, кудрявая голова нашего соседа Фреда Вашингтона. Он схватился за тоненькую веточку, которая явно не могла выдержать его весьма приличный вес, потерял равновесие и шлепнулся на попу. Мистер Фред направлялся к ручью, чтобы наловить мелкой рыбешки к обеду. Его корзина улетела в кусты, увенчав их, подобно короне.

– Чем это ты занимаешься, детка? – крикнул он мне.

Мне было всего восемь лет, и была я умной не по летам, но в эту минуту по-настоящему испугалась.

– Медведь! – заорала я, как будто и в самом деле что-то видела.

Мужчина в панике огляделся по сторонам.

– Беги, детка! – воскликнул он, обращаясь ко мне. Я бросила фотоаппарат и стрелой полетела к нашему безопасному пастбищу на высоком берегу ручья, надежно обнесенному колючей проволокой.

Позже мы с папой ходили на ферму Вашингтонов, и я отдала мистеру Фреду один из маминых домашних кексов и извинилась перед ним. Он добродушно принял и то, и другое. Мистер Фред, бездетный вдовец, жил на пенсию после того, как сорок лет трудился дояром у белого хозяина, владевшего большой молочной фермой. Его пальцы изуродовал жестокий артрит, а негнущиеся колени помнили все дни, проведенные на низенькой скамеечке.

Мы немного посидели у него на веранде, лакомясь маминым кексом и запивая его густым молоком, которое давала корова мистера Фреда. Это его брата-подростка повесили куклуксклановцы после того, как Бетина Грейс сбежала с его дядей Натаном. В те времена в округе было много Вашингтонов, но расисты вынудили почти всех уехать. Остались только упрямые родители мистера Фреда. Они поклялись, что вырастят оставшихся сыновей в округе Тайбер назло убийцам их мальчика, и эти сыновья в конце концов победят.

Когда дети выросли, денег едва хватило, чтобы послать только одного из них в колледж в Атланту. Родители решили, что в город поедет Джона, младший брат мистера Фреда. Джона получил докторскую степень по истории и преподавал в Колумбийском университете. Он посылал брату деньги и подарки, но не собирался покидать Нью-Йорк, чтобы погостить в старом родительском доме.

Мистер Фред мрачно посмотрел на меня.

– Я вовсе не медведь, детка, и не пытайся больше фотографировать меня.

Я торопливо закивала головой. Он коснулся пальцами длинной ссадины у меня на руке, ушел в дом и вернулся с баночкой мази.

– Это бальзам доктора Эйкина. – Он смазал мою рану. – Хорошо помогает, когда у коров соски болят. И ссадины быстрей заживают.

Мазь для коров. Я едва не захихикала и понюхала руку. С этой минуты легкий запах мяты всегда будет связан для меня с прощением.

– Спасибо, мистер Фред, – поблагодарил его папа. – Почему бы вам не зайти к нам сегодня вечером и не поужинать с нами?

Он всегда предлагал это, но мистер Фред никогда не соглашался. Не принял он приглашения и на этот раз, хотя мы наверняка были родней, если Бетина Грейс и Натан родили хотя бы одного ребенка. Наша кровь могла течь в жилах людей цвета карамели, танцующих румбу под бархатными небесами Бразилии, но мистер Фред не имел права разделить с нами трапезу.

Я думала об этом, пока мы с папой шли домой. Единственным достоянием Пауэллов и Вашингтонов стали земли по соседству, всем известная способность придумывать что-то интересное и поразительное умение уходить в неизвестность в поисках приключений, как бабушка Энни. Как бы там ни было, мы легко меняли облик и исчезали.

Я поклялась, что никогда не позволю себе ничего подобного.

Мисс Бетти умирала. Все, включая и ее саму, знали об этом. Она мирно дожидалась своего часа в величественном доме, где она появилась на свет, прислушиваясь к зовущим ее голосам ушедших матери, дочерей, мужа. Мы с папой пришли навестить мисс Бетти, и я стояла возле ее кровати с балдахином, стараясь смотреть не на морщинистое лицо, а на безделушки, украшавшие комнату. Мне уже исполнилось десять, и я чувствовала себя достаточно взрослой, чтобы делать вид, что мне совершенно не страшно, хотя я ужасно боялась смерти.

На столике у кровати стояли игрушечные американские черные медведи, небольшая скульптура медведя и фотография Железной Медведицы. Рядом разместились пожелтевшие фотографии мужа, дочерей и любимого внучатого племянника Джона, которого спас от полиомиелита дух превратившейся в медведицу бабушки Энни. И неважно, верил в это мистер Джо или нет.

– У меня есть для вас новости, мисс Бетти, – негромко произнес папа. – У нас с Викторией будет еще один ребенок. Этого-то мы не потеряем. Нутром чую.

– О, как это замечательно, – слабым голосом пробормотала мисс Бетти. – Вы все так давно ждали прибавления в семье. Держу пари, что с этим малышом все будет в порядке.

Я просияла.

– Надеюсь, что у меня родится сестренка.

– Пусть твое желание исполнится. Еще одна девочка, такая же красивая и сильная, как ты. – Из-за катаракты мисс Бетти почти ничего не видела. Она коснулась холодными тонкими пальцами моего лица, ощупывая каждую черточку, и обратилась к отцу: – Томми, – прошептала она, не теряя своего элегантного южного акцента, – ты был прав на ее счет.

– Вот видите, мисс Бетти.

– Она очень умная девочка, и так внимательно слушает.

Мое молчание часто принимали за вежливое, послушное внимание, хотя на самом деле я едва сдерживала ярость или замышляла какую-нибудь проказу. Как всегда, я не смогла с собой справиться. Мне всегда хотелось задать ей вопрос о гордости Пауэллов, и другого случая, определенно, не представится.

– Вы ненавидите вашу маму за то, что она сбежала с мужчиной? – не в силах более сдерживаться, выпалила я.

Подернутые туманом глаза вспыхнули.

– Ненавидеть ее? Дорогая моя девочка, я скажу тебе кое-что, о чем никто не знает: ни мои братья и сестры, ни мои дети, ни мои внуки. – Мисс Бетти взяла меня за руки и посмотрела мне в лицо. – Моя мать сказала мне, что должна уйти, – прошептала старушка, – и я ответила ей, чтобы она уходила.

От изумления я даже рот открыла. Папа удивленно выдохнул:

– Мисс Бетти?

– Наш отец ужасно с ней обращался. У нее не оставалось другого выхода.