коль вы на это способны, но никогда не презирайте меня! Я могу жить без вашей любви, ежели эта любовь перестанет быть вашей радостью; но я не могу жить без вашего уважения и полагаю, что именно по этой причине мне так не терпится вас повидать. Ведь для меня это было бы не порывом нежности: я бы окончательно обезумела, продолжая любить человека, который обходится со мною так, как обходитесь вы! И все же, если вникнуть в причины вашего гнева, то происходит он от избытка страсти: вы никогда бы не вышли из себя, будь вы менее влюблены. О, почему я не могу до конца убедить себя в этом! Сколь отрадны были бы тогда для меня ваши оскорбления! Но нет, я не хочу тешить себя сим приятным заблуждением. Вы виноваты передо мною; даже если это не так, я хочу в это верить, дабы наказать вас за то, что вы внушили мне эту мысль. Нынче я не пойду никуда, где бы вы могли меня увидеть; днем я буду у маркизы де Кастро, которая хворает и которую вы не навещаете. Я хочу, наконец, решительно рассердиться, и это мое последнее письмо к вам.

Письмо шестое

Неужто это письмо пишу вам я? Неужто вы такой, каким были прежде? Каким чудом вы сумели проявить свою любовь, не доставив мне привычной радости? Я заметила в вас нетерпеливое желание поправиться и поскорее излить свою досаду; в ваших глазах я прочла ту самую пылкость, на которую всегда так живо откликалась. Ваши взгляды были столь же пламенны, как в ту пору, когда они составляли все мое счастье. Я нежна и неизменна в своем чувстве к вам более, чем когда-либо; и вместе с тем я ощущаю в себе какую-то безучастность, какое-то равнодушие. Мне кажется, будто в выражении ваших чувств было нечто обманчивое, что так и не дошло до моего сердца. О, как дорого плачу я за те упреки, которые вы навлекли на себя! Скольких отрадных порывов лишилась я в тот день, когда вы были ко мне столь равнодушны! Не знаю, какой тайный демон непрестанно внушает мне, что вашей нежностью я обязана своему гневу и что в проявленных вами чувствах больше осмотрительности, нежели искренности. По правде сказать, трепетная нежность в любви — это такой дар который далеко не всегда столь драгоценен, как его себе представляешь. Признаюсь, она придает остроту наслаждению, зато жестоко усиливает страдания. В воображении моем вы всегда предстаете мне озабоченным чем-то посторонним, и это доставляло мне всегда немало огорчений. Не поймите меня превратно, друг мой; пылкое проявление вашего чувства доставляет мне несказанную радость; но оно привело бы меня в бешенство, будь я уверена, что оно вызвано не естественным стремлением вашего сердца, а чем-то иным. Я боюсь обдуманных поступков более, нежели природной холодности; внешний вид поступка — это ловушка для грубых душ, куда тонко чувствующие души завлечь нельзя. Угодно ли вам знать, чему я крайне привержена в подобных вещах? Все мои подозрения породила вчера ваша необычайная вспыльчивость. Мне казалось, что вы вышли из себя, и я пыталась постичь вашу истинную натуру сквозь все то, что вы на себя напустили. Боже мой! Что сталось бы со мною, ежели бы я уличила вас в притворстве? Ваша страсть мне дороже моего благополучия, моей гордости и самой жизни; но я скорее бы перенесла явные проявления вашей ненависти, нежели притворные знаки вашей любви. Меня привлекает не внешность, а то чувство, что таится в вашей душе: будьте холодны, пренебрежительны, будьте даже легкомысленны, коли вам это под силу, но никогда не притворяйтесь! Самое большое преступление, какое только можно совершить против любви, — это предательство, и я бы охотнее простила вам неверность, нежели тщательное стремление скрыть ее от меня. Вчера вечером вы сказали мне нечто весьма значительное, и я бы желала, чтобы вы смогли увидеть себя в эту минуту так, как видела вас я. Вы нашли бы себя совершенно иным по сравнению с тем, каким вы бываете обычно. В вашем облике была какая-то еще большая значительность, нежели та, что свойственна вам от природы; в глазах ваших сияла страсть, делая взгляд их нежнее и проникновеннее. Я заметила, что ваши слова шли от сердца. О, как я счастлива, они были не ложны! Ибо я слишком сильно ощущаю вас душою, и не в моей власти ослабить это чувство. Наслаждение любить всем сердцем — это благо, которым я обязана вам, но вам уже не дано его у меня похитить. Я знаю, что буду любить вас всегда, помимо моей воли, и уверена, что буду любить, даже невзирая на вас. Опасные заверения, не правда ли? Но не таково ваше сердце, чтобы его надобно было удерживать страхом, и я отнюдь не считала бы вашу победу окончательной, если бы плоды ее приходилось оберегать одними опасениями. Честность и признательность немало ценятся в дружбе, однако в любви они значат не так уж много. Надобно следовать голосу сердца, не взывая за советом к рассудку. При виде любимого чувствуешь, что душа твоя в плену, и забываешь обо всем: я по меньшей мере знаю, что такова моя любовь к вам. Не привычка видеть вас, не боязнь вас рассердить, когда я с вами не вижусь, заставляет меня искать с вами встречи. Это какая-то своеобразная жажда сердца, безыскусственная и ненадуманная. Я нередко разыскиваю вас в таких местах, где наверное вы мне не повстречаетесь. Если вы так же поступаете в отношении меня, то непроизвольное влечение наших сердец приведет, несомненно, к тому, что они повсюду будут находить друг друга. Я вынуждена проводить лучшее время дня там, где вы не можете меня отыскать. Но предоставим нашей страсти решать за нас: пусть нами движет любовное стремление, и вы увидите, что мы приятно проведем даже те часы, когда нам не суждено быть вместе.

Письмо седьмое

Друг мой, прошу вас, забудем о наших клятвах, уж слишком трудно их соблюдать: давайте свидимся и, коли это возможно, немедленно. Вы заподозрили меня в неверности, вы высказали мне ваши подозрения самым оскорбительным образом; но я люблю вас больше, чем самое себя, и жить, не видя вас, я не могу. К чему нам то и дело разлучаться по доброй воле, не хватит ли с нас тех испытаний, когда разлука бывает неизбежна? Верните всю радость душе моей минутной откровенной беседою. Вы