мы расстались? Я трепещу от страха при мысли, что вы утратили свободу суждений. Но неужто она у вас осталась, когда заговорили о войне[16], которая должна разлучить вас со мною? Нет, вы не способны на такую измену; каждый увиденный вами солдат вызывает у вас, должно быть, горестный вздох, и я с отрадой услышу от вас, когда вы вернетесь, что ум ваш зауряден и что вы его утратили, пока были в отъезде. Что до меня, я уверена, что любой, кто заговорит с вами обо мне, обвинит меня в том же недостатке. Я говорю сплошные нелепости на удивление всем, кто меня слышит, и если б не болезнь моего брата, которая оправдывает некоторое помутнение моего рассудка, мои слуги могли бы подумать, что я сошла с ума; да, в сущности, до этого не так уж далеко. Об умственном расстройстве моем вы можете судить по беспорядочности этого письма; как же вам на меня за это не сердиться! Следы скорби на моем изможденном лице, наложенные вашим отсутствием, должны вам казаться более привлекательными, нежели свежесть самого нежного румянца. Я сочла бы себя отвратительной, если бы те три дня, что я вас не видела, не заставили меня подурнеть. Что же бы стало со мною, если б я потеряла вас на полгода? Увы! никто не заметит, как я переменилась, ибо, расставшись с вами, я умру. Но чу! Мне кажется, я слышу шум на улице, и сердце мне подсказывает, что это возвращаетесь вы. О, боже мой, нет больше сил: если вы вернулись, а я не смогу вас увидеть, я умру от нетерпения и беспокойства; если вы не придете ко мне после той надежды, которая во мне сейчас воскресла, полное смятение чувств в душе моей заставит меня потерять сознание.

Письмо четвертое

Как! вы так и будете всегда холодны и ленивы? И ничто не сможет нарушить вашего спокойствия? Что же надобно сделать, чтобы поколебать его? Неужто я должна броситься на ваших глазах в объятия соперника? Ибо за вычетом этого крайнего проявления непостоянства, на которое моя любовь никогда не позволит мне пойти, я как будто испробовала все, что могло бы вас встревожить. На прогулке я согласилась опереться на руку герцога д’Алмейды[17]; я подчеркнуто согласилась сесть рядом с ним за ужином. Я бросала на него нежные взгляды всякий раз, как вы их могли заметить; я даже шептала ему на ухо разные глупости, которые вы могли принять за нечто более важное, и тем не менее так и не заставила вас измениться в лице. Неблагодарный! неужели вы столь бездушны, что так мало любите женщину, которая вас боготворит? Разве моя благосклонность к вам, знаки моего внимания, моя верность не заслужили хотя бы на минуту вашей ревности? Неужто я так недорога для того, кто мне дороже моего покоя и моей гордости, коль скоро он может бестрепетно взирать на мою гибель? Увы, даже тень грозящей вам опасности приводит меня в содрогание. Стоит вам бросить взгляд на другую женщину, как это вызывает у меня смертельную дрожь; внимание, которое вы оказываете в ответ на самый незначительный поступок, повергает меня в отчаяние на целые сутки; а я говорю целый вечер у вас на глазах с посторонним мужчиною, и это вас ничуть не волнует. О, вы никогда меня не любили, а я слишком хорошо знаю, как надобно любить, чтобы поверить в то, что чувства, столь непохожие на мои, имеют право называться любовью. О, на что бы я только не пошла, дабы наказать вас за эту холодность! Бывают минуты, когда меня одолевает такая досада, что я охотно полюбила бы другого. Но что поделать! Даже исполненная досадою, я не вижу никого, кто был бы милее вас! Не далее как вчера, когда ваша безучастность лишала вас в моих глазах значительной доли обаяния, я не могла не восторгаться вашим поведением. В вашем презрении заключалось нечто величественное, выражавшее силу вашей души, и это о вас я шептала на ухо герцогу — столь мало я способна воспользоваться случаем нанести вам обиду. Мне до смерти хотелось вызвать вас на нечто такое, что дало бы мне повод резко оборвать вас у всех на глазах; но как я могла на это решиться? Даже гнев мой — всего лишь избыток любви, и в ту минуту, когда я бываю вне себя от вашего спокойствия, я отлично сознаю, что с полным основанием стала бы на его защиту, не люби я вас до умопомрачения. Правда, мой брат наблюдал за нами; малейшее проявление вашего настойчивого желания поговорить со мною погубило бы меня. Но разве вы не могли испытывать ревность, не выказывая ее? Я научилась судить о себе по выражению ваших глаз, и в ваших взглядах я увидела бы много такого, чего никто из присутствующих, кроме меня, в них не прочел бы. Увы, я не увидела в них ничего из того, что искала; правда, я нашла в них любовь, но разве же любовь подобало выражать им в ту минуту? В них надобно было найти досаду и ярость. Следовало противоречить всему, что я говорила, находить меня некрасивой, расточать комплименты на моих глазах другой даме; наконец, надобно было ревновать, потому что у вас были все явные поводы к этому. Но, вместо всех этих естественных проявлений истинной любви, вы рассыпались передо мною в похвалах, вы взяли меня за ту же руку, которую я недавно подавала герцогу, словно это вовсе не привело вас в ужас! И я убедилась, что еще немного, и вы поздравите меня с тем, что самый почтенный человек при нашем дворе не отходит от меня! Какой же вы бесчувственный! Да разве так поступают, когда любят? Да разве так я вас люблю? О, если б я могла вас представить себе столь равнодушным еще до того, как полюбила вас с присущей мне страстностью! И что же? Когда бы я могла увидеть в ту пору все, что вижу сейчас, и даже больше, если только это возможно, я не смогла бы устоять и не полюбить вас. Это была какая-то насильственная склонность, с которою я не могла совладать; да к тому же, когда я припоминаю радостные мгновения, которые доставила мне эта страсть, я не могу раскаиваться в том, что испытала ее. Чего бы я не сделала, ежели была бы довольна вами, коль я преисполнена любви к вам