Второй, за взятие Очакова – Георгия третьей степени. Ранение дало о себе знать, пришлось оставить военную службу и перейти на дипломатическую. Вот, вёл переговоры о присоединении Курляндии и Пильтенского округа к Российской империи. Как видите – удачно. Ну, что ещё обо мне хотите услышать? Женат на Юлии Ивановне фон Шеппинг. Нажил десятерых детей.

– Десятерых? – не поверил Панин.

– Представьте! И все, слава Богу, живы и в здравии. Старшей Натали, двадцать два исполнилось, а младшему Николаусу только шесть годков.

– Вы – счастливчик. Но поведайте мне, Пётр Алексеевич, если это не составляет большого секрета, по какому делу в Петербург едите? – спросил Панин, хитро прищурив один глаз.

– Нет никакого секрета, – просто ответил фон Пален. – Дочь моя, Софья воспитывается при Императорском обществе благородных девиц. Слыхали о таком? Матушка Императрица утвердила сие воспитательное заведение пять лет назад, дабы дать России образованных женщин, хороших матерей, полезных членов семьи и общества. Её Величество, поклонница прогрессивных идей Монтеня, Локка и Фенелона.

– Кадетский женский корпус? – усмехнулся Панин.

– Зря острите. Готовят их отменно: языки, танцы, этикет – все на высшем уровне. Ученицам Сен-Сирского института далеко до наших дочерей. Мадмуазель Софии прочат должность фрейлины.

– Вот как! – выразил искренне восхищение Панин. – Поздравляю. Но все же, хоть вы и говорите, что старше меня в два раза и опытнее в делах, но я тоже чувствую людей. – Он бросил косой взгляд на собеседника. – Скрываете вы что-то.

– Не доверяете? – прищурил в ответ один глаз фон Пален.

– Ну, если начистоту.

– Хорошо, давайте начистоту, – согласился генерал-губернатор Курляндии. – Я вижу в вас благородного и честного человека. Да и дурного о вас ничего не слышал. Так что, могу довериться. Только учтите, отныне вы идёте со мной рука об руку, хоть на парад, хоть на эшафот.

– Согласен! – махнул рукой Панин. – Но, если дело стоит того.

– Стоит, я вас уверяю, – загадочно произнёс фон Пален. – И Семён теперь наш сообщник.

Ну, так говорите! – загорелся Панин.

– Учтите, я доверился вам.

– Слово дворянина – не погублю и не предам, – слегка обиделся Панин.

– Вы помните год назад, а может того меньше объявился некий пророк из Никола-Бабаевского монастыря?

– Да, что-то припоминаю, – кивнул Панин. – Кажись, монаха Авелем звали. Книжку неугодную сочинил с какими-то пророчествами, за что и был заключён в Шлиссельбургскую крепость.

– Если бы каждого монаха за книжки в Шлиссельбургскую крепость сажали – казематов бы не хватило, – усмехнулся фон Пален. – А книжка у него была не простая. В ней описаны многие события, которые свершились и должны свершиться. И заметьте, ни в одном своём пророчестве этот Авель не ошибся.

– Так за что его в крепость?

– Вот! – фон Пален многозначительно поднял указательный перст и, понизив голос, таинственно произнёс: – За предсказание смерти императрицы.

– Господь с вами! – Панин испугано перекрестился. – Откуда вы знаете?

– Из уст того, кто его допрашивал. Да и сама императрица с глаза на глаз беседовала с монахом, после сего и приказала заточить его, дабы не болтал лишнего.

– И когда сие несчастие должно случиться?

– На днях.

Вы шутите? – Панин испуганно вытаращил глаза и принялся неистово креститься.

– Помилуйте, Никита Петрович, кто такими вещами шутит, – обиженно фыркнул фон Пален.

– И вы хотите этим воспользоваться? – Панин пристально взглянул на него.

– Почему бы – нет. Новый император будет раздавать должности новым людям. Если заметили, Павла Петровича не очень жалуют при дворе. И он нынешних министров недолюбливает. Возможно, мы только что проявили себя с лучшей стороны перед будущим вседержителем. Если бы вы ещё не выкаблучивались, возможно, уже готовились на высокую должность.

– А вы, однако, дьявол! – с уважением произнёс Пани.

– Чего и вам желаю, – посоветовал фон Пален и выпил очередную чарку вина.

– За нас и нового императора! – согласился Никита Петрович и тоже выпил.

– Простите, господа, но мне ужасно неприятно слышать от вас такие речи! – возмутился я и не стал пить.

– А вы привыкайте, – холодно ответил генерал-губернатор Курляндии. – Ещё не к такому придётся привыкать, если, конечно, не хотите всю жизнь тянуть лямку где-нибудь под Оренбургом и окончить службу пьяницей-полковником.

– Хочу признать, что Семён Иванович – умнейший человек, – попытался защитить меня Панин.

– Я понимаю. Наследник просто так не поставил бы его командиром батареи. И чем же вы так понравились Павлу Петровичу?

Лицо фон Палена сделалось каким-то деревянным, глаза безжизненные. Стало не по себе, глядя на него. Как будто стоишь голый перед толпой.

– Он хорошо разбирается в математике. Превосходно знает языки: французский, немецкий, английский, латынь…

– Английский? – встрепенулся фон Пален. – И насколько хорошо вы понимаете английский?

– Превосходно, как и русский, как и французский, благодаря матушке, – ответил я. – Она из старинного шотландского рода.

– Вот оно что! – серьёзно задумался фон Пален. – А не соизволите провести сегодня вечер со мной. Уж сильно вы мне пригодитесь.

– Почту за честь, – заверил я. А что мне ещё делать вечером в незнакомом городе?

– Вот и отлично. Я перед вами буду в неоплатном долгу.

Какое-то время мы ехали молча. Я находился под впечатлением пребывания в Гатчинском замке. Сразу столько нового обрушилось на меня, что я никак не мог поверить, что все со мной происходит наяву. Я внезапно попал в другой мир.

– Что с вами, Семён? – обратил на меня внимание фон Пален. – Вы выглядите, как будто вас контузило в голову.

Вы не могли бы мне рассказать о наследнике? – попросил я.

– О Павле Петровиче? А что вы хотите о нем знать?

– Все!

– Все я не знаю, но Никита Петрович мне поможет. Уж он-то хорошо осведомлён.

– Кое-что, – кивнул Панин.

– Как вам известно, – начал фон Пален. – Павла Петровича родила, тогда ещё, Великая княгиня Екатерина в двадцать пять лет. Я правильно говорю?

– Да, вы совершенно правы, – откликнулся Панин. – Двадцать пять. В шестнадцать лет её привезли в Россию. Пётр третий был племянником матушки Елизаветы и объявлен наследником престола.

– Насколько я помню, у Петра был какой-то мужской дефект, – вспомнил фон Пален. – Вы нас простите, Семён, может это и анекдот. Но вся история построена на анекдотах.

– Нет, не анекдот. Он действительно обладал дефектом, – подтвердил Панин, – посему целых шесть лет супруги жили раздельно, и Пётр не показывался в спальне у жены.

– Зато, как мне известно, в эту спальню зачастил граф Сергей Салтыков, бывший тогда на должности камергера. – Сергей Васильевич ещё тот Ловелас, – кивнул Панин.

– Но Павел Петрович, все же сын Петра третьего? – попросил уточнить я.

– Его долго уговаривали и все же уговорили на небольшую операцию, – сказал Панин. – Всего-то делов – один надрез – и он уже нормальный мужчина.